–Какие у Екатерины были причины провести секуляризацию? Здесь просто ситуация денежная или?..
– Синодальный период от начала и до конца проникнут философией государственного утилитаризма, при котором все должно работать на империю, на государственную машину, и церковь – в том числе. XVIII век демонстрирует неприкрытый утилитаризм от Петра до Екатерины. XIX век начинает это обставлять различными экивоками, богословствованием, что это делается во благо и так далее.
Но на самом деле это тоже замаскированный государственный утилитаризм. Когда будет проводиться приходская реформа при Александре I, то там будет масса слов про благо, но, на самом деле, это будет очень жесткое изъятие приходского хозяйства, приходских средств в пользу государства.
Но вопрос секуляризации, как я пытался показать, с точки зрения государства назрел, он назрел не за одно десятилетие, а за столетия. Было пора. Тем более, было понятно, что российское дворянство вступает в эпоху своего свободного существования, дворянству нужны земли. Недаром я упомянул указ о вольностях дворянства, который Екатерина потом подтверждает.
Церковные земли активно пошли на раздачу екатерининским орлам, также это была эпоха войн, когда нужно было мобилизовать служилый правящий класс. Тут была масса нюансов. Кроме того, Екатерина, как человек эпохи Просвещения считала, что она должна была поставить пределы «суевериям». Да, отдать долг народному благочестию (в этом смысле она очень педантично исполняла свои представительские функции в церковных церемониях – крестные ходы, богослужения, пожалуйста, она пешком идет, все как надо), но при этом стихия народного благочестия и «суеверий» должны быть поставлены в жесткие рамки.
Понятно, что чем меньше хозяйственных возможностей, тем меньше способов на заявление своего собственного мнения. Здесь тоже должно быть поставлено в эти рамки. Комплекс этих условий привел к тому, что Екатерина, собственно, реализовала этот проект.
–Не видите ли вы связи через какое-то время, через 100-200 лет после реформы, которая была при Екатерине, и реформой, которая была в 1961-м году на архиерейском совещании. По сути дела, там тоже лишили священника…
– Вы имеете в виду 1961 года?
–Да-да.
– Это сильное сопоставление. Понятно, что у государства в отношениях с церковью достаточно ограниченный набор инструментов. Что, собственно, можно сделать? а) поставить под бюрократический контроль, б) отобрать любые средства, чтобы не было повадно что-либо самостоятельно заявлять. Да, еще может быть посадить одного Арсения или несколько. Вообще, очень небольшой набор. У государства были административные и экономически рычаги. Можно еще кампанию развязать пропагандистскую, подговорить несколько ренегатов, чтобы не отвлекались.
–Там было государство православное, а здесь неправославное.
– Это так. Но инструменты одни и те же. Нет ничего нового под луной. Возможно, в будущем что-то появится, не дай Бог, нам на нашей жизни увидеть это. Но пока сложно что-то другое придумать.
За 200 лет между Екатериной и хрущевской административной реформой история приходского вопроса была очень сложной, она претерпела много других стадий. Сначала, конечно, развитием Екатерининской реформы была Александровская (Александра I) реформа 1808 года, которая замаскированным образом тоже представляла собой секуляризацию, но уже приходского имущества. Потом были другие стадии. Была попытка исправить это положение при Александре II, была дискуссия по этому поводу.
Эта ситуация повторялась много фаз. Но в отличие от монашества, приход в синодальную эпоху, конечно, достаточно быстро погрузился в глубокое кризисное состояние. Монашество наоборот сохранило заряд и очень высокий градус горения. Если XIX век – эпоха расцвета монашества, то с приходами все было гораздо хуже. Даже монашеству пришлось компенсировать то, что не мог дать приход в том же XIX столетии.
–По сути, люди шли в Оптину, а не на приход за помощью, наставлением, духовной поддержкой?
– Совершенно справедливо. Это было компенсаторное движение. Такая народность русского старчества XIX столетия, которая уникальна для православного старчества с его 2-тысячелетней историей, я считаю, что это была типичная реакция в условиях синодального периода, когда это было необходимо. В том числе, в условиях кризиса прихода.
–Потому что школы тоже организовывались в XIX веке?
– Это образование, потому – отдельная история.
–Это тоже реакция…
– И да, и нет. Там были и сверху спущены указания, и по инициативе снизу они были. Это другая история.
–В принципе, если говорить, русское монашество все-таки оно жило, жило и как бы не умерло, то приходская жизнь…
– Давайте об этом поговорим отдельно.
–Спасибо!
Кандидат исторических наук Алексей Львович Беглов работает в Центре истории религии и Церкви Института всеобщей истории РАН, преподает в светских и церковных учебных заведениях.
С 1996 года Беглов публикует документы тайных монашеских общин советского периода. Им подготовлены к изданию книги схимонахини Игнатии (Пузик) «Старчество на Руси» и «Старчество в годы гонений», сборник «Путь к совершенной жизни: О русском старчестве». Алексей Беглов автор более 70 работ и публикаций в научных, популярных изданиях. В 2008 г. опубликована его монография «В поисках „безгрешных катакомб“. Церковное подполье в СССР».
Область научных интересов: история России (СССР) ХХ столетия, государственно-церковные отношения в России, история Русской Православной церкви в XIX–XX веках и русской аскетической традиции XIX–XX веков, социальное измерение религиозности и его деформация под воздействием государственной политики.