3. Внутренний склад монастырского быта
Монастырский устав, очевидно, должен быть краеугольным камнем внутреннего устройства монастыря, но возникает вопрос, так ли обстояло дело в действительности. Следует различать две стороны в жизни монастырей: организацию управления и соблюдение требований устава. Относительно первого можно утверждать, что, насколько позволяет судить об этом доступный нам материал, в целом организация управления в монастырях обоих видов на практике мало отличалась друг от друга; важное значение имело то обстоятельство, что почти все монастыри обоих видов владели землей, возделывание которой влекло за собой определенные последствия. На монастырскую дисциплину влияли три фактора: во–первых, воззрения той эпохи на иноческую аскезу, на ее смысл и цель, во–вторых, общее отношение к киновии и идиорритме и, в–третьих, далеко зашедшее обмирщение внутреннего монастырского быта и падение дисциплины в результате владения землей. Неуклонное обмирщение монашества пагубно отражалось и на организации управления, и на деятельности монастырских властей, и на монашеской дисциплине. Кроме того, на характер монастырского управления влияла светская власть, которая очень часто вмешивалась в церковные дела, что ясно видно из нашего очерка церковно–государственных взаимоотношений, монастырской колонизации и монастырского хозяйствования.
По уставу, настоятель монастыря в XVI–XVII вв., как и раньше, в XIV и XV столетиях, избирался братией и утверждался епархиальным архиереем, в так называемых ставропигиальных монастырях, находившихся в юрисдикции патриарха, выбор настоятеля подлежал патриаршему утверждению [625]. При выборе учитывались не только личные заслуги кандидата, строгость его жизни, образование, но и другие обстоятельства: боярское происхождение, способность к управлению имениями [626]. Сохранилось несколько интересных документов, из которых видно, что, выбирая нового настоятеля, братия заключала с ним нечто вроде договора, или, лучше сказать, братия предъявляла ему свой «приговор», который он должен был подписать и впоследствии следовать ему [627]. Часто настоятель был выходцем из другого монастыря. Во 2–й половине XVI и в XVII в. выборы настоятеля братией стали редкостью, обычай этот сохранился лишь в дальних или маленьких обителях. В больших и богатых, а также во всех московских монастырях настоятели назначались по указанию и по воле царя или патриарха. Такого рода вмешательство светской власти во внутреннюю жизнь монастырей случалось и раньше, во времена великого князя Василия III (1505–1533), но особенно укоренилась эта практика при царях Иване IV (1547–1584) и Алексее (1645–1676) [628]. Стоглав (глава 86) говорит об этом так: настоятель назначается митрополитом или епархиальным архиереем по прошению братии, с согласия царя. Из множества житий видно, как часто основатели монастырей назначались митрополитом, а впоследствии патриархом [629].
Хотя упомянутые выше уставы указывают монастырской братии на необходимость послушания воле игумена, в то же время они определенным образом ограничивают власть и инициативу настоятеля; ограничивается эта власть собором монастырских старцев — советом наиболее опытных пожилых монахов, обычно из 12 человек [630]. В уставе Евфросина этот собор вовсе не упоминается, напротив, в уставе прп. Иосифа собору монастырских старцев отводится важная роль в управлении обителью (главы 13 и 14). Из этих глав видно, что институт соборных старцев действовал параллельно с волей и властью игумена. Строго говоря, собор пока не ограничивал власть настоятеля, но в вопросах монастырской дисциплины имел почти такие же права, как и настоятель, ибо прп. Иосиф предоставляет собору право наказывать братий за нарушения устава и вообще осуществлять надзор за его соблюдением. Эта «конституционная» черта еще резче выразилась в уставе прп. Герасима Болдинского; как уже сказано, по этому уставу соборные старцы могли делать замечания и выговоры настоятелю. О праве соборных старцев указывать настоятелю на его ошибки говорится и в уставе архиепископа Макария, составленном для Свято–Духовского монастыря. Повиновение монаха настоятелю — это нечто совсем иное, чем безусловное послушание инока своему старцу. Может быть, это и было причиной того, что в XVI–XVII вв. старчество не нашло широкого распространения (особенно в киновийных монастырях) [631].
625
Например: РИБ. 6. № 54, 61, 63, 129, 113; АИ. 1. № 37; ААЭ. 1. № 40, 108. О выборах настоятеля братией говорят также уставы Иосифа и Герасима; а также: Стоглав. Гл. 86. Изд. Кожанчикова. С. 250; АЮ. 2. № 274; Жмакин. Митрополит Даниил. С. 110. О ставропигиальных монастырях: Milaљ. Op. cit. S. 672, 675.
628
Голубинский. 2. 1. С. 700. Иосиф Волоцкий просил Василия III назначить настоятеля и послал ему список с 10 кандидатами. Василий же приказал назначить настоятелем монаха Даниила (из того же монастыря), который не значился в списке. Жмакин. Ук. соч. С. 110; ПСРЛ. 6. С. 288, 289; ААЭ. 1. № 238; АЮ. 1. № 381; РИБ. 6. С. 61. Горский. Описание Троице–Сергиевой лавры. 1 (1890). С. 77, 80, 84, 85, 88, 97, 130, 156. По эпохе царя Алексея: ААЭ. 3. № 262, 307, 331; 4. № 37, 225, 253, 275, 322.
629
Преподобные Сергий Радонежский, Кирилл Белозерский, Пафнутий Боровский, Иосиф Волоцкий, Герасим Болдинский, Елеазар Анзерский, Макарий Калязинский, Антоний Сийский, Евфросин Псковский и др.
630
В XVII в., когда настоятель стал назначаться царем, соборные старцы постепенно утратили свою прежнюю роль в управлении монастырем. В Савво–Сторожевском монастыре, пользовавшемся особым благоволением царя Алексея, в 1688 г., например, было лишь три соборных старца, а монахов — более 150. Белокуров. Материалы для русской истории (1888). С. 161.