Уравнение в правах настоятеля и соборных старцев несло в себе зародыш раздоров. Мы знаем немало примеров, когда игумен, пытавшийся бороться с нарушениями аскетических требований монастырского устава, терпел поражение, натолкнувшись на сопротивление братии, не желавшей следовать указаниям игумена и отказываться от своих противоречащих уставу привычек. Старец Паисий Ярославов, несколько лет управлявший Троице–Сергиевым монастырем (1479–1482), был вынужден сложить с себя сан настоятеля и возвратиться в белозерские леса. Старец Артемий смог управлять этим монастырем лишь полгода (1551), а затем из–за непослушания монахов сложил с себя настоятельский сан [632]. Прп. Иосиф тоже вынужден был ссориться с братией. Митрополит Даниил (1522–1539) в пору своего настоятельства в Иосифовом монастыре, через несколько лет после кончины Иосифа, тоже испытывал трудности в отношениях с братией и даже составил особое сочинение, в котором объяснял братии основы общежития и оправдывал свои распоряжения [633]. О непослушании братии упоминают почти все сочинения, в которых речь идет о негативных явлениях в монастырской жизни XVII в. [634] Замена выборов настоятеля его назначением, что стало обычным делом в XVII столетии, разумеется, упрочила его положение внутри монастыря, отчасти и за счет соборных старцев.
В соборе монастырских старцев [635], обычно состоявшем из 12 человек, участвовали не только старейшие иноки монастыря, но и те монахи, которые несли определенные послушания по управлению монастырем. В первую очередь это был келарь (). Его положение в монастыре было особенно ответственным и высоким, в его руках находились все дела, связанные с внутренним монастырским хозяйством, а если у монастыря были земельные владения, то и общий надзор за ними. В связи с таким надзором у келаря (уже с конца XV в.) была судебная власть над монастырскими людьми и монастырскими крестьянами, которую он осуществлял либо сам, либо через своих представителей. В митрополичьей уставной грамоте (около 1500 г.) келарь упоминается сразу вслед за игуменом. Документы Троице–Сергиева монастыря, относящиеся к 1495–1505 гг., говорят о том, что келарю вверено было управление монастырскими имениями, он занимался также приобретением новых имений, обменом и продажей старых. На документах Троице–Сергиева монастыря, касающихся управления или хозяйственных дел, в XVI в. ставилась даже особая келарская печать. Во 2–й половине XVII в. келарь Троице–Сергиева монастыря был одновременно дьяком Монастырского приказа [636]. В больших монастырях всегда была должность келаря [637]. В уставе прп. Иосифа келья келаря указывается в качестве места для проведения совещаний по самым важным делам [638]. В царском указе суздальскому Спасо–Евфимиеву монастырю (1640) очень подробно перечисляются все обязанности келаря: управление внутренним хозяйством и монастырскими владениями, хранение монастырской казны, выдача и прием денег, надзор над своевременным поступлением оброка и исполнением всех повинностей монастырскими крестьянами, надзор над ведением монастырских расчетных книг, судебная власть над монастырскими людьми и монастырскими крестьянами, представительство монастыря в государевых приказах и присутственных местах и т. д. [639]
Во 2–й половине XVI и особенно в XVII в. широко распространена была приписка малых и бедных обителей к большим и богатым монастырям — так называемые приписные монастыри; делалось это малыми обителями для улучшения своего хозяйственного положения и для того, чтобы стать под покровительство влиятельного монастыря, который стремился распространить свои привилегии и на приписанные к нему монастыри. Келарь главного монастыря был лицом, которому принадлежала административная и судебная власть в приписных монастырях, более того, к нему от настоятелей приписных монастырей переходило и право духовного суда [640].
Собственно ведение монастырского хозяйства — погреб, амбары, кухня, конюшни, скотный двор — возлагалось на эконома, или ключника, он был ближайшим помощником келаря, которому и подчинялся. Это был пожилой, маститый монах, который избирался братией для этого послушания на определенный срок; вероятно, он тоже входил в число соборных старцев. Ему в свою очередь подчинялись монахи, отвечавшие за разные отрасли монастырского хозяйства: подключник, ведавший погребами и складами, хлебник, трапезник, конюший, ризничий, часто вместе с подризничим и т. д. Для управления монастырскими владениями у келаря тоже был целый штат помощников: подкеларник, посельские старцы, или приказчики. В больших монастырях число монахов, находившихся на определенных службах, было достаточно велико. Например, в XVII в. в Солотчинском монастыре (Рязанский уезд) их было не менее 46, в Савво–Сторожевском монастыре — 51, часть из них выполняла разные послушания, в том числе и связанные с богослужением [641].
632
Горский. Ук. соч. 1. С. 73; ААЭ. 1. № 237. С. 247. Курбский. Сказание (1842). С. 134, 132. О непослушании настоятелю см.: АИ. 1. № 265 и 276 (оба по XV в.).
633
Житие Иосифа, неизвестного автора, в: Чтения. 1903. 3. С. 18; Жмакин. Ук. соч. С. 664. Сочинение Даниила: там же. Приложение. С. 55–57. В других сочинениях Даниила также подчеркивается необходимость послушания.
635
Успенский Н. О больших строителях Кирилло–Белозерского монастыря, в: Чтения. 1897. 1. С. 3, 4, 11–12, 17.
636
Голубинский. 1. 2. С. 692; АИ. 1. № 100, 192, 292; 3. № 69; ДАИ. 3. № 87; ААЭ. 1. № 381; 3. № 47, 104, 294 и др.; Кедров. Авраамий Палицын, в: Чтения. 1880. 6. С. 18. Горчаков. Монастырский приказ. С. 78.
637
ВЧМ. Сентябрь. С. 607; ААЭ. 1. № 221; 3. № 298; АИ. 1. № 212; Макарий, еп. Историческое описание Красногорского мон., в: Чтения. 1880. 3. С. 81; Богословский. Ук. соч. 1. С. 72; Белокуров. Материалы (1888). С. 164; Доброклонский. Ук. соч. С. 11.
641
Серебрянский. Ук. соч. С. 472; ВЧМ. Сентябрь. С. 600, 605, 588–590; житие Варлаама Хутынского, в: ОЛДП (1881). С. 72, 78, 80, 93; ААЭ. 2. № 298; ИРИ. 7. С. 193, 194; Доброклонский. Ук. соч. С. 11, 14; Макарий, еп. Ук. соч. С. 81; Богословский. Ук. соч. С. 72; Белокуров. Материалы. С. 164; АИ. 1. № 212; ААЭ. 1. № 56, 75.