Негативным сторонам монастырского быта 1–й половины XVI в. митрополит Даниил (1522–1539) посвятил шесть посланий, в которых он говорит о нарушениях общежительного устава. Эти послания направлены отдельным лицам или монастырям. Автор не просто говорит о том или ином пороке, но пытается пояснить своим адресатам основы аскетического подвижничества, показать различие между киновией и идиорритмой и подчеркнуть превосходство общежительства. Свои доводы он подкрепляет цитатами из Священного Писания и аскетических творений. Эти сочинения Даниила дают богатый материал не только для оценки монастырского быта, но и для характеристики аскетических воззрений самого автора. Даниил остается здесь в плену воззрений своего учителя прп. Иосифа, в его сочинениях нет ничего оригинального, нет никаких индивидуальных черт, которые бы могли сделать из этого властолюбивого церковного сановника, искусного в сношениях с государственной властью, самостоятельного мыслителя [689].
Формализм в понимании аскетических основ монашеского подвижничества, характерный и для митрополита Даниила, и для епископов Стоглава, не способствовал преодолению пороков и бесчинств, наблюдавшихся в жизни монастырей. И в следующем столетии не было принято действенных мер, которые могли бы приостановить процесс обмирщения монашества; не знаем мы и никаких сочинений той эпохи, в которых делалась бы попытка уяснить внутренний смысл аскезы. Высокие примеры подлинно аскетического подвижничества XIV–XV вв. потускнели в сознании широких слоев монашества. Лишь одиночки держались еще древнего аскетического предания, но среди них не было деятелей с организаторским талантом или со стремлением к реформам. Церковная иерархия тоже не предпринимала никаких мер по очищению монастырского быта. Эта эпоха — от Смутного времени до петровских преобразований всей русской жизни — направила свое внимание, свои силы и страсти в другую сторону.
Характеризуя монастырскую жизнь XVI–XVII вв., желательно было бы определить число монахов в Московской Руси. В конце XVII столетия насчитывалось свыше 1200 монастырей [690], но нет никаких официальных данных об общем числе монахов. Лишь отдельные документы и источники дают возможность определить число братии в некоторых монастырях.
Как правило, монастырская братия была немногочисленной. Во многих монастырях было от 3 до 10 монахов. Макарий в «Истории Русской Церкви» пишет, что в XVI в. лишь в 10 обителях насчитывалось от 20 до 50 иноков, в 8 или 10 монастырях было более чем по 50 монахов [691]. В Кирилловом монастыре в 1582/83 г. спасалось 52 монаха: среди них настоятель, келарь, церковный старец, два ризничих, семь иеромонахов, три иеродиакона и 36 простых монахов [692]. Многочисленной братия была тогда лишь в двух монастырях: в Соловецком и в Троице–Сергиевом. В Соловецком монастыре в 1584–1594 гг. насчитывалось около 270, а в 1649 г. около 350 монахов [693]. Иностранцы, приезжавшие в Москву, писали, что в Троице–Сергиевом монастыре в 1–й четверти XVI в. спасалось около 300, а в конце столетия до 700 монахов [694]. В XVII в., несмотря на рост количества монастырей, число братии в них везде оставалось небольшим. Северные монастыри обычно имели мало насельников [695]. Относительно многочисленной была братия московских городских обителей. В подмосковном Савво–Сторожевском монастыре, пользовавшемся особым благоволением царя Алексея (1645–1676), в 1688 г. насчитывалось 165 монахов, среди них 20 иеромонахов и 15 иеродиаконов, в разных управленческих службах занято было 54 инока [696]. Стоглавый Собор постановил, что маленькие обители, расположенные по соседству, должны объединяться в один монастырь (глава 5), и все же в XVII в. монастыри с числом братии от 3 до 10 оставались обычным явлением [697]. На основании всех этих данных можно считать, что общее число монастырских насельников, монахов и монахинь, было приблизительно равно 25000 [698].
7. Подсудность монастырей по духовным делам
Упадок монашеской жизни и монастырской дисциплины отчасти объясняется неопределенностью в вопросе подсудности монашества.
Нарушения монастырской дисциплины монахами подлежали духовному суду епархиальных архиереев. Но в отношениях монастырей с архиереями, особенно в вопросе подчинения и подсудности, наблюдается большой разнобой.
692
АИ. 1. № 212. В Нило–Сорской пустыни в 1508 г. было только 12 иноков. Макарий. 2–е изд. 7. С. 44.
693
Ключевский. Опыты (1913). С. 36; в 1568 г. в Соловецком монастыре спасалось 200 монахов. Федотов. Ук. соч. С. 224.
695
Богословский. Ук. соч. 1. С. 72; в Красногорском монастыре (Холмогорский уезд), основанном в 1606 г., в 1624 г. было 9, а в 1677 г. 12 монахов, хотя уже в 1661 г. туда переселились 17 иноков из Киевской митрополии. Макарий, еп. Истор. описание Красногорского мон., в: Чтения. 1880. 3. С. 62, 81. О переселении монахов из Южной Руси в северорусские обители см. также: Харлампович К. Ртищевская школа, в: БВ. 1913. 5. С. 8.
697
На реке Свири вырос Вознесенский монастырь, в котором в 1684 г. было 5 иноков, а в 3–4 км от него стоял другой монастырь. Никольский, в котором спасалось лишь 3 монаха. Белокуров. Там же. С. 445.
698
В 1724 г. Синод насчитал 14534 насельника в мужских и 10673 насельницы в женских монастырях. Чудецкий, в: ТКДА. 1877. 10. С. 46.