Конечно, не все монастыри занимались соответствующей их средствам благотворительной деятельностью, что часто вызывало критику со стороны общества, особенно сильную в газетах и журналах 60–70–х гг. В целом можно сказать, что в начале XX в. в России не было монастырей, которые не располагали бы достаточными средствами для содержания братии и самого монастыря (хотя средства эти распределены были между обителями неравномерно), в противном случае они были бы не в состоянии расширять свою благотворительную деятельность.
2. Внутренний строй монастырской жизни
В синодальный период, несмотря на то что отрицательные стороны монастырского быта бросались в глаза и были известны церковной иерархии, в первое время не было ни предложено, ни проведено никаких серьезных мер по улучшению положения.
«Прибавление к Духовному регламенту» (1722) специально касалось всех вопросов, связанных с монашеством, монастырским бытом и управлением монастырями. В нем посвящено монашеству пять разделов: 1) «Кого и как принимать в монахи»; 2) «О житии монахов»; 3) «О монахинях»; 4) «О монастырях»; 5) «О настоятелях монастырских». По своему содержанию оно не является ни точно сформулированным распоряжением, ни монастырским уставом. «Прибавление» выдержано в слишком обобщенной форме и скорее написано о монастырской жизни, чем для монастырской жизни. Даже раздел о настоятелях монастырей составлен в том же роде. И все же «Прибавление» могло служить основой для составления единого общежительного устава для всех монастырей [1135]. Вероятно, Феофан Прокопович, составитель «Прибавления», намеревался дальше работать в этом направлении.
В 1723 г. он, возможно по пожеланию Петра, написал устав для новоучрежденного Александро–Невского монастыря в Петербурге — «Изображение келейной жизни монахов Александро–Невского монастыря» [1136]. Оно состоит из четырех глав: 1) «Изображение келейного жития»; 2) «О собрании церковном и соборной молитве»; 3) «Изображение чина трапезного братии собрания»; 4) «Должности наместника».
Год спустя был опубликован известный нам указ от 31 января 1724 г., в котором содержится уже цитированное здесь так называемое «Объявление о монашестве» [1137]. «Объявление» тоже имеет характер скорее трактата, чем устава. Хотя все эти трактаты Феофана превозносили общежитие, но все–таки они так и остались только трактатами, не оказав действенного влияния на монастырский быт; со стороны епархиальных иерархов не принималось особых мер, чтобы перестроить монастырскую жизнь на основах киновии.
В то же время распоряжения о монастырских имениях и разборы времен императрицы Анны не прошли бесследно для монашества и имели скорее отрицательные, чем положительные последствия. Можно утверждать, что внутренняя жизнь монастырей никогда не приходила в такой упадок, какой наблюдался в 1–й половине XVIII в. Хотя официально одни монастыри держались общежительного, другие — особножительного устава, на деле жизнь монахов пребывала в таком расстройстве и беспорядке, что те или иные явления в ней можно объяснить лишь недостаточным пониманием изданных предписаний и указов. Синод сам в отчете регентше Анне Леопольдовне пришел к заключению, что в монашеском чине «настоит ныне… умаление», и выразил опасение, что русское монашество находится на грани полного уничтожения [1138].
1135
«Прибавление к Духовному регламенту», в: ПСЗ. № 4022 и ПСПиР. 2. № 596. «Прибавление» включено во все позднейшие издания Духовного регламента.
1136
Это «Изображение келейной жизни» было напечатано в виде отдельных плакатов, вероятно, чтобы вешать их на стену в кельях. Первая публикация в: Богданов. Описание Санкт–Петербурга (1779); впоследствии митрополит Евгений Болховитинов поместил «Изображение» в «Истории русской иерархии», т. 2; ср.: Титлинов Б. Феофан Прокопович, в: РБС. С. 433.
1137
ПСЗ. 7. № 4450; ПСПиР. 4. № 1197; Чистович. Феофан Прокопович и его время. Приложение.