Потом, когда coup d'état разразился 2 декабря во Франции, последняя возможность казалась открытой — надежда, которая всегда существует во времена насильственной реакции, что та не сможет решить проблем, поднятых революцией. Но когда и из этого ничего не вышло, по крайней-мере в начале, для него революция 1848 года закончилась. Теперь он мог сделать выводы и понять куда привела его его двойная реакция на Францию Луи-Филиппа и вторую республику. Реакция, которая была результатом с одной стороны индивидуального бунта против государственного централизма, а с другой социалистического бунта против правления буржуазии.
Индивидуализм, который был свойством русской культуры 30х и 40х, и инстинктивный бунт против Государства во имя народа, который был частью программы славянофилов, оба показали ему, что в монархиях как и в республиках, в абсолютизме как и в якобинстве, нужно бороться с единственным злом, с одним симптомом упадка — с тем чисто внешним порядком, который одержал победу в июне.
Он постоянно оглядывался назад пытаясь понять природу инстинкта свободы и независимости, которые он чувствовал, бурлят в российской культуре и которые он искал, но так и не смог найти в современных французах за исключением Прудона. Ему так и не удалось дать этому определение, потому что это было главным образом повышенная способность к самопознанию, в которой самообман не играл роли и которая позволила ему тщательно изучить живых людей, а не тени. Таким образом Герцен не обратился к теориям анархизма, как Бакунин, а сконцентрировался на противостоянии идеологии современного Государства, против традиции якобинства, против того, что он называл «демократической ортодоксией».
Он хотел нанести удар по этой идеологии, потому что он считал ее одной из разновидностей абстрактных спекуляций и религии, которые он преодолел, чтобы прийти к своему «реализму», еще одна из теней прошлого, которую хотел изгнать при помощи разума. Он оставил нам очень живое описание своей борьбы и то, как он достиг «несчастья знания».
«Внутри человека есть постоянный революционный трибунал, есть беспощадный Фукье-Тинвиль и, главное, есть гильотина. Иногда судья засыпает, гильотина ржавеет, ложное, прошедшее, романтическое, слабое поднимает голову, обживается, и вдруг какой-нибудь дикий удар будит оплошный суд, дремлющего палача, и тогда начинается свирепая расправа - малейшая уступка, пощада, сожаление ведут к прошедшему, оставляют цепи. Выбора нет: или казнить и идти вперед, или миловать и запнуться на полдороге. Кто не помнит своего логического романа, кто не помнит, как в его душу попала первая мысль сомнения, первая смелость исследования -- и как она захватила потом более и более и дотрогивалась до святейших достояний души? Это-то и есть страшный суд разума. Казнить верования не так легко, как кажется; трудно расставаться с мыслями, с которыми мы выросли, сжились, которые нас лелеяли, утешали,-- пожертвовать ими кажется неблагодарностью. Да, но в этой среде, в которой стоит трибунал, там нет благодарности, там неизвестно святотатство, и если революция, как Сатурн, ест своих детей, то отрицание, как Нерон, убивает свою мать, чтоб отделаться от прошедшего. Люди боятся своей логики и, опрометчиво вызвав перед ее суд церковь и государство, семью и нравственность, добро и зло, - стремятся спасти клочки, отрывки старого. Отказываясь от христианства, берегут бессмертие души, идеализм, провидение. Люди, шедшие вместе, тут расходятся, одни идут направо, другие налево; одни замирают на полдороге, как верстовые столбы, показывая,, сколько пройдено, другие бросают последнюю ношу прошедшего и идут бодро вперед. Переходя из старого мира в новый, ничего нельзя взять с собою.. Разум беспощаден, как Конвент, нелицеприятен и строг.» (http://az.lib.ru/g/gercen_a_i/text_0430.shtml «С того берега» А.И.Герцен)
Все эти обвинения против «певчих революции», «профессиональных революционеров» и тех, кто хотел бы вернуться в прошлое имеют все тот же тон неумолимости и также безжалостны как был он безжалостен к себе.
Демократы «Монтаньяры» 1848 года казались ему самым убедительным примером того, что случается, когда внутренняя гильотина отказывается работать. Они думали, что являются республиканцами, а на самом деле просто следовали традициям монархического Государства. Они думали, что являются атеистами, но на самом деле являлись жрецами их собственной выдуманной религии и рабами устаревших символов. Они думали, что являются революционерами, а на самом деле были всего лишь консерваторами.