О степени строгости методов Асова говорит и следующее. Соглашаясь с другими неоязычниками в том, что зодиакальная эпоха, т. е. интервал между сменой знаков весеннего равноденствия, длится будто бы 2160 лет и что двенадцать таких эпох составляют «год Сварога» (см., напр., Гусев 1996: 5), Асов определяет этот период как длящийся «около 27000 лет» (а не 25920 лет как это следует из строгих математических расчетов). В дальнейшем он уже безоговорочно пользуется цифрой в 27000 лет, ибо иначе его хронология существенно разойдется с исторической, которой он пытается следовать для позднейших эпох (ср. Асов 1998: 34, 165, 173). Между тем, строгость, а не приблизительность (!), астрологических подсчетов диктуется тем, что в их основе лежат священные числа. Например, в основе ведической традиции лежали магические числа 3, 7, 12 и 72, а вавилонские жрецы использовали числа 1, 72 и 200 (Thapar 2000a: 163; 2000b: 14–18). Иными словами, Асов сам сознательно нарушает законы астрологии, на которую он пытается опереться в своих рассуждениях.
Кроме того, длительность космического века в 2160 лет была установлена членами английского оккультного ордена «Золотой зари» в конце XIX в. Но другие астрологи предлагали иные даты (об этом см.: Гудрик-Кларк 1995: 118; Фаликов 1997: 198). В любом случае такие подсчеты не имеют никакого отношения к какой-либо славянской традиции. На Западе период между сменой знаков весеннего равноденствия принято называть «платоническим месяцем», а двенадцать таких месяцев (25920 лет) – «мировым платоническим годом»[17]. Блаватская использовала такие понятия как «День Брамы» и «Год Брамы», но в ее построениях они имели совсем другую протяженность (Carlson 1993: 117). Из этого ясно, что Асов и его единомышленники пользуются понятиями, заимствованными из иных традиций, но пытаются их ославянить.
Фактически в своей методологии упомянутые выше авторы и их единомышленники опираются на эзотерику, и их мировоззренческие принципы и методические приемы в конечном итоге восходят к традиции русской теософии, разработанной Е. П. Блаватской. Последняя пыталась увязать религию с наукой и живо интересовалась современной ей научной мыслью, интерпретируя ее по-своему. В оккультизме она видела «тайную науку», способную проникать в суть вещей много глубже, чем это делает общепризнанная наука. А ее основным методом был не научный эксперимент или всесторонний научный анализ, а «духовное прозрение». Сырьем, из которого такое «прозрение» пыталось выудить «истинное знание», служили мифы и сказания народов мира, которые Блаватская трактовала совершенно произвольно. Поэтому созданная ею схема «антропогенеза» отличалась эклектикой и крайней непоследовательностью. Она содержала разительные противоречия, позволявшие ее последователям делать из нее самые разные несовместимые друг с другом выводы. Например, с одной стороны, Блаватская доказывала, что выделенные ею семь человеческих рас эволюционировали одновременно в семи разных частях планеты. Но, с другой стороны, она же утверждала, что такие расы последовательно сменялись, порождая одна другую. Якобы они развивались циклически: когда предыдущая раса приходила в упадок и умирала, новая переживала период бурного расцвета. Объяснить этот процесс с материалистических позиций Блаватской представлялось невозможным, и она утверждала, что остатки прежних рас закономерно исчезали с поверхности Земли в силу «кармической необходимости». Разумеется, с позиций современной науки такие взгляды кажутся странными, идущими вразрез с имеющимся научным знанием. Однако они до сих пор привлекают внимание тех, кто увлечен эзотерикой. Поэтому, чтобы разобраться в том мифотворчестве, о котором пойдет речь далее, необходимо знать систему понятий и представлений, которую сформулировала для себя Блаватская.
Примечательно, что иной раз современные мифотворцы, чтобы не прослыть дилетантами, клянутся в своей приверженности научной истине и сами выступают против искажений истории. Например, Демин писал, что «всякого рода исторические “выверты”, доведенные до полнейшего абсурда, – характерная черта постсоветской России» (Демин 2003: 371). В свою очередь Асов призывает «бороться с фальсификациями нашей великой истории». Однако при этом под фальсификациями он имеет в виду не искажение реальной истории, а приверженность некому «мифу о дикости Древней Руси» (Асов 2003: 13). Эту фразу трудно понять без учета того, что под «Древней Русью» он понимает выдуманную им самим «первобытную Русь» с ее колоссальными по размеру «государствами», «ведической религией» и «палеолитической письменностью». Следовательно, к фальсификациям он относит труды профессионалов, не обнаруживающих такой «первобытной Руси». Сходной была и позиция Ю. Д. Петухова, со всей страстью выступившего в своей последней книге против фальсификации истории, которой, на его взгляд занимались шарлатаны и дилетанты. Он указывал, что они искажают суть Русского Православия, – ведь сам он понимал его как «исконное мировоззрение русов с древнейших времен». Таких фальсификаторов он называл «ненавистниками России» и утверждал, что за их спиной стоят западные спецслужбы, заинтересованные в разрушении основ Российского государства. Примечательно, что среди фальсификаторов он числил и историков-профессионалов, которые, на его взгляд, слишком увлекались идеями «ложной романо-германской школы» (Петухов 2009а: 454–455). Иными словами, сегодня воинствующий дилетантизм переходит в наступление и с яростью набрасывается на академическую науку, которая, на его взгляд, не проявляет должного патриотизма и не занимается всемерным прославлением русской истории.
При этом в своем патриотическом задоре многие из этих авторов, по сути, вновь задаются вопросами, встававшими перед западными националистами-романтиками еще в XIX в. Ведь еще молодой Гегель был озадачен тем, что немцам внушали сказки народа, «чей климат, законы, природа и интересы чужды нам, чья история никак не связана с нашей. В воображении нашего народа живут Давид и Соломон, а герои нашей родины дремлют в книгах ученых… Разве Иудея является родиной Туискона?… Христианство опустошило Вальгаллу, оно выкорчевало священные рощи, оно задушило народную фантазию, как постыдное суеверие…» (Поляков 1996: 260)[18]. В конце XIX в. сходные мысли мучили известного французского националиста Мориса Барреса, критиковавшего своих соотечественников за излишнее увлечение античной цивилизацией: «Чтобы сблизиться с эллинизмом, мне пришлось бы пожертвовать слишком многим, и я опустошил бы себя, стал бы ничем» (Soucy 1972: 107).
Аналогичным образом, некоторые современные русские интеллектуалы с любопытством неофитов обращаются к картине мировой истории и с удивлением обнаруживают, что древнейшие цивилизации были созданы отнюдь не русскими и не славянами. Их задевает то, что школьные курсы всемирной истории начинаются с древних египтян и шумеров, греков и римлян. Так, художник И. Глазунов сетует: «Почему мы изучаем в школе греческую мифологию, а свою, славянскую, предаем забвению?» (Глазунов 2006. Т. 2: 453, 462). В. Истархова возмущает то, что Ветхий Завет повествует об истории евреев, ничего не сообщая о происхождении других народов (Истархов 2000: 17, 45). И. Синявина тоже не устраивал христианский подход, прославляющий историю древнего Израиля и игнорирующий или даже извращающий «жизнь и дела наших предков». Его шокировало то, что при этом собственная история заменялась «еврейскими мифами» (Синявин 2001: 5, 91). Ю. Петухов недоумевал, почему школьников учат тому, что древнейшая цивилизация возникла в Древнем Египте, а восточные славяне появились на исторической сцене только в эпоху раннего средневековья. Его возмущало, что «всему иноземному нас учат с гораздо большим усердием и последовательностью, чем своему отечественному». Подобно Гегелю, он сокрушался по поводу того, что греческий и римский пантеон известен русским лучше, чем свои исконные боги (Петухов 2001: 10–11, 229–230; 2009б: 5–6, 123).
Заявляя, что все мировые религии были занесены в Россию извне, А. Хиневич восставал против мнения о том, что русская культура будто бы строится на какой-то полученной у иноземцев мудрости. Он призывал искать свою изначальную самобытную веру, а не основываться на заимствованной (Хиневич 2000: 3). В его изданиях доказывалось, что «не к лицу Славянам и Ариям кланяться чужим святыням, лить воду на чужую мельницу, отдавать свою психическую энергию чуждому эгрегору» (Хиневич 1999: 128). А в радикальных листовках инглингов это «чужое» отождествлялось с еврейской традицией (Яшин 2001: 65). Во всех таких случаях ущемленное национальное чувство заставляет подобных авторов подозревать ученых в «фальсификациях истории», «сокрытии подлинных фактов от общественности», «политизации истории» и прочих манипуляциях, производимых якобы под давлением заинтересованных в этом тайных сил. Эти авторы отвергают современное научное знание вместе с принятыми научными методиками и занимаются выстраиванием «альтернативной истории», пронизанной мегаломанией и поисками великих предков в глубинах первобытности.
17
Ту же терминологию сохраняют некоторые современные российские эзотерики. См.: (Глоба 1994: 7–8; Васильев Э. 1995: 3).
18
Здесь весьма прозрачны отсылки к великому Гельдерлину, мечтавшему о славном немецком прошлом.