Отец Янки был недурен собой.
Он был лишь немного выше среднего роста, светловолос, хотя борода у него была жидкая, а лысину на макушке прикрывали всего несколько прядей. Черты его были некрупные, правильные, хоть лоб и скулы и были несколько костлявы. Глаза его, светло-голубые, глядели мягко и добродушно, хотя он иногда смотрел на окружающих так, словно подсчитывает что-то в уме. Трудно было бы назвать его красавцем, но все ж был не хуже прочих. По временам он изрядно напивался.
Порой, если за день дочери случалось напроказить, батюшка ее под вечер сек – и тогда казался он Янке и страшным, и грозным. Однако даже во время порки Янка знала: с другими детьми в деревне отцы обходятся куда суровее. Отец почти не обращал внимания на девчонку, для него важнее был сын Кий. Все изменилось, когда пришли татары, и теперь, продолжая путь на северо-восток, он понимал, что ударился в бега ради дочки.
Ведь если бы они не бежали, думал он, она бы не выжила.
Поначалу после ужасного набега в деревне воцарилось странное безмолвие. Пришла весть о падении Переяславля и Киева, а потом снова настала тишина. От боярина на севере не было никаких известий. Возможно, он погиб. Тем временем в разоренной деревне приблизилось время сева, а там и урожая. Отец Янки сошелся с тучной темноволосой женщиной, хотя и не женился на ней по закону, но все же она научила Янку вышивать, а Кий сделался искусным резчиком по дереву. А потом, за год до их побега, на деревню обрушился удар.
Однажды осенним днем в деревню деловито вошел маленький татарский отряд, возглавляемый чиновником, которого послал вновь назначенный глава области – баскак. Татары сделали нечто неслыханное: выстроили всех жителей деревни и пересчитали. «Это перепись, – объявил татарский чиновник, – баскак должен точно знать, сколько вас». Затем людей поделили на десятки. «Каждый десяток есть облагаемая налогом единица и несет полную ответственность за его уплату! – сообщили им. – Никому не позволено уходить!» Крестьянина, по глупости попытавшегося возразить, тотчас же высекли кнутом. Одновременно сельчане узнали, что теперь у деревни появилось новое назначение.
Имперская почтовая служба, ям, связывала части всех владений Великого хана. Ямом могли пользоваться его гонцы и избранные торговцы. Примерно через каждые сорок верст располагалась почтовая станция, где держали кобыл и овец для приготовления кумыса, а также несколько запасных коней. Ведь когда хан посылал по какой-либо надобности гонца, тому полагалось носить на одежде колокольчики, чтобы звон их возвещал почтовой станции-яму о его приближении, – и, заслышав звон бубенцов, гонцу тотчас же седлали свежую лошадь, на которую он вскакивал, не прерывая поездки. Баскак решил, что из разрушенной крепости выйдет недурной ям, а назначенный туда чиновник сможет заодно надзирать за всем, что происходит в деревне. «А это значит, – прошептал один из сельчан, – что всех нас обратят в рабство!»
Но Янку как гром поразил последний приказ чиновника, когда тот, обратившись к деревенскому старейшине, внезапно потребовал указать ему лучших здешних резчиков по дереву. А услышав имена, велел им выйти из строя. Самым младшим из искусников оказался пятнадцатилетний Кий. «Мы заберем мальчишку с собой», – отрывисто объявил он, ибо Великий хан приказал прислать ему ремесленников. И еще долго глядела Янка этим вечером вслед удаляющемуся по степи отряду, пока маленькие фигурки не превратились в крошечные тени, которые словно вот-вот поглотит багровое море.
После этого жизнь отца и дочери сделалась сущим мучением. Полюбовница оставила его. Несколько раз, топя свое горя в вине, он напивался и, как это ни глупо, угрожал девочке. А Янкой тем временем овладело странное уныние и тоска. За зиму она совсем исхудала, мало ела и все больше молчала. А когда с весной состояние ее не улучшилось, отец признался: «Я не знаю, что делать».
И тут одна семья из соседней деревни решила бежать. «Мы отправимся на север, – сказали соседи Янкиному отцу, – там земли без конца и без края, самая что ни на есть северная тайга, – пояснили они, – земли эти уходят далеко-далеко за Волгу, там люди свободные, живут без хозяина. На север мы и побежим».
Это были так называемые черные земли. На самом деле они принадлежали князю и поселенцы вносили за них небольшую плату, но чем дальше на северо-восток, тем чаще поселенцы жили своим умом и по своей воле, не признавая над собой никакой власти. От такой свободы захватывало дух, хотя и жилось в тех суровых краях несладко. Глава непокорной семьи в юности бывал на севере и уверял, что знает дорогу. Позвали они и отца с дочкой.