В начале 80-х годов для меня окончательно развеялся миф о КГБ как об эффективной организации, способной защитить Россию. С детских лет, как патриот и государственник, я был убежден в необходимости и благотворности сильных и влиятельных спецслужб для борьбы с врагами русского государства. Но почти каждое новое общение с представителями КГБ постепенно разочаровывало меня. Представители КГБ были среди друзей моего отца, среди моих знакомых в Кооперативном институте, ЦСУ СССР и Институте труда. С некоторыми из них, русскими патриотами, у меня сложились дружественные отношения. Но большинство удивляли чиновничьим духом и прохиндейством. Последние держались с особым «понтом» – «мы из конторы глубокого бурения» (так не раз представлялись они) – «все видим на 100 метров под землей». Были они недалеки, малобразованны и неспособны ответить на тревожные вызовы нашего времени. Разговаривая с ними, я почти физически ощущал ту неповоротливую, но самодовольную систему, в рамках которой существовали сотни тысяч людей, больше думающих о звездах на погонах, чем о борьбе с врагами, прямо под их носом подрывавшими государство. Таких в КГБ была большая часть. Именно в их среду проникали сионисты, становясь влиятельной силой, парализующей способность к борьбе за безопасность государства.
Патриотическая часть советских спецслужб была невелика, настроение в ней было просто утопическим. Не раз из уст сотрудников этой части я слышал примерно такие рассуждения: «После смерти Сталина органы безопасности были в упадке. Нас считали за собак. Но пришел Андропов, и влияние КГБ возродилось. Он является единственным органом, который в настоящее время может сдержать рост коррупции и разложение государства». «КГБ, – убеждал меня другой его сотрудник, – должен вербовать себе людей достаточно добросовестных, подготовленных и нравственных, с тем чтобы, внедряя их в руководящие органы государства и содействуя их продвижению вверх, проводить свое влияние на все стороны жизни».
Сколько часов я потратил на споры с этими утопистами из КГБ, убеждая их, что Андропов как еврей и космополит по своему духу не сможет стать вождем в борьбе за очищение страны. Мысли, которые они высказывают, намеренно распространяют среди сотрудников КГБ (скорее всего с подачи самого Андропова), как полезный миф для улучшения атмосферы в организации и укрепления ее положительного имиджа. Если Андропов и хочет усилить мощь КГБ, то только для того, чтобы бороться с русским патриотическим движением – главным врагом сионизма и космополитизма. Дальнейшие события подтвердили мою правоту. Сразу же после прихода к власти Андропов направил главные усилия против зарождающегося патриотического движения. Одновременно была дана зеленая улица сионистским кумирам вроде Жванецкого – выразителя местечковой пошлости. Его сальная улыбочка стала символом надвигавшегося развала. Зато сам Андропов любил его.
Вспоминаю сцену в ресторане ЦДЛ в 1983 году – пьяный «чувак» лезет за наш стол с предложением выпить за здоровье Жванецкого. Я отмахиваюсь от него. Он настаивает, вопя что-то вроде: «Мы любим блюз, мы любим рок, мы любим то, что поперек». «Поперек чего?» – спрашиваю я. «Поперек этой поганой страны», – отвечает он и получает немедленно кулаком в морду. Из носа чувака течет кровь. Хватаю своего приятеля за руку, и быстро уходим.
Наступление сионизма ощущалось повсюду – и на работе, и в обыденной жизни. Помню, как в конце 70-х я ехал в такси домой. На полпути таксист взял еще двух пассажиров-попутчиков: женщину-еврейку лет сорока с дочерью. Мать была сильно пьяна, смеялась, хвалилась, что работает в торговле. Вдруг ни с того ни сего начала объяснять таксисту, что «все евреи любят торговлю, это любимое занятие евреев». Ее как будто прорвало: «Я горжусь, что я еврейка, – вещала она, – нам принадлежит первенствующее значение в мире и СССР. Мы вас всех в черный мешок посадим и веревкой завяжем. Правильно, дочь?» – спросила она. Дочь смутилась, не зная, что ответить. Я и таксист были поражены этими откровениями. Проезжая мимо стоявшей у обочины милицейской патрульной машины, я предложил таксисту сдать пассажиру в вытрезвитель. Нахалка испугалась, сникла, пролепетав: «Извините меня». Весь остальной путь она молчала.
О том, как обнаглели сионисты, свидетельствует чудовищный случай в ресторане «Славянский базар», видевшем в своих стенах лучших русских людей. На этот раз хозяином его и всего русского чувствовал себя некий еврей Брайнин, сотрудник «Литературной газеты». Напившись в честь своего праздника «Пурим», негодяй остановил оркестр, игравший русскую музыку, и провозгласил на весь зал голосом победившего оккупанта: «Русь, сдавайся!» Пьяного сиониста стащили со сцены и набили ему морду, а московские евреи заговорили о погромах.