Выбрать главу

— Роджер! — услышал он голос матери.

— Сейчас! — отозвался.

— Иди поешь! Обед на столе!

«Сказал же ей — не хочу», — разозлился мальчик на мать, и вдруг рука с ножом, используя эту самую постороннюю злость, стала полосовать ящерицу по шее с такой истовостью, что через мгновение голова пресмыкающегося отскочила от тела и отлетела к самой фрамуге, пачкая оконный мрамор кровью.

Он смотрел, напрягая до боли глаза, но ничего, кроме подергивающегося хвоста, не видел. Держал в руке отрезанную голову и смотрел в ее остекленевшие бусинки.

Почему-то ему захотелось назвать замученную ящерицу Мартой.

Роджер уложил мертвое тельце в коробочку из-под скрепок и направился в столовую.

— У тебя кровь! — вскрикнула Лизбет.

— Где?

— На щеке, — ответила мать и бросилась к сыну.

Он увернулся и отерся рукавом рубашки.

— Не моя.

— А чья?

— Да так…

Есть он не стал, а, прихватив телефонную книгу, удалился в свои апартаменты, где отыскал на букву «Т» слово «таксидермист». Набрал номер, и после нескольких гудков ему ответил женский голос, назвавший имя фирмы.

— Могу я заказать чучело Марты? — поинтересовался Роджер.

— Какого животного? — не поняла секретарша.

— Это не животное. Это ящерица. Ее зовут Марта.

— Сколько дюймов?

Мальчик задумался.

— Примерно четыре.

— Можете, — ответил женский голос. — Это будет стоить что-то около двухсот фунтов.

«Интересно, — подумал Роджер. — Жизнь ящерицы стоит всего три фунта, когда как оформление ее смерти целых двести».

— Я согласен, — ответил мальчик. — Зайду после обеда.

Он вышел в столовую, где немного поел остывшего супа с рыбьей головой, и вдруг, когда до дна тарелки осталось всего лишь ложкой черпануть, Роджер заплакал.

Из глаз его текли целые ручьи, а губы шептали: «Марта! Моя милая Марта!..»

Таким, мокрым от слез, с раскрасневшимся лицом, его застала мать. Лизбет была ошеломлена, так как не видела сына плачущим с семи лет. Она даже немного испугалась, но, взяв себя в руки немедленно, спросила Роджера, что случилось.

Он не ответил, а, захлебываясь и заикаясь, проговорил свой вопрос:

— Правда ли, что ад находится вне человеческого мозга?

— Я тебе уже не кажусь такой ужасной? — улыбнулась Лизбет и попыталась погладить сына по голове.

Он отстранился и, все еще роняя в тарелку слезы, смотрел на свою родительницу тем взглядом, который требовал ответа, по крайней мере, серьезного, никак не шутливого.

— Церковь говорит, что ад предназначен для человеческой души, а не для мозга! — Лизбет перестала улыбаться, и Роджер вдруг опять углядел вместо материнского лица говорящие ягодицы. — Насколько человек грешен, насколько его душой завладел дьявол, решает Господь. Только в его власти определить душу в рай или в ад…

— У меня тоже есть душа?

— У каждого есть душа.

— Даже… — Роджер утер последнюю слезу. — Даже у ящерицы Марты?

— Ты ее убил? — Лизбет вздрогнула, перед ней пролетели картины детства… Она смотрела на пятнышко крови, расплывшееся по рубашке сына.

— Да, — признался мальчик.

— У животных нет души. Но убийство маленькой ящерицы тоже грех, так как человеческая душа призвана сострадать, особенно беззащитным.

— Дура! — вдруг выкрикнул Роджер. — У нас в школе преподают Дарвина. Никаких там душ нет! — Мальчик злился на то, что распустил себя и плакал перед матерью. — Есть только естественный отбор! Бога нет!!!

Это был единственный раз, когда Лизбет ударила сына. Зато это была оплеуха, стоящая ста других. Материнская ладонь попала сыну по уху, от того лопнула барабанная перепонка, и из головы, через ушную раковину, потекла кровь.

Роджер видел свое окровавленное отображение в большом зеркале, и по мере того как кровь заливала шею, стекая за шиворот и смешиваясь с бордовым пятном, оставленным ящерицей, в его нутре росло удивление от того, что мать его ударила, и страх за нее, что она убила свое единственное чадо. А еще Роджер осознавал, что родительница смотрит на сына холодно, без эмоций. Хотя какие эмоции могут быть написаны на заднице?

— Ты меня убила! — прошептал Роджер, дотрагиваясь до уха.

— Если так, — ответила Лизбет, — тогда ты скоро узнаешь все про рай или ад.

— Если я сегодня попаду в рай, то мы с тобой никогда не увидимся.

— Почему?

— Потому что ты за убийство сына обязательно сгинешь в геенне огненной!

— Бога нет, — тихо произнесла Лизбет. — Ты уйдешь в небытие. Твое состояние после смерти станет похоже на состояние до твоего рождения. Ты его помнишь? Пятьдесят лет назад? Сто?..

Роджер заткнул ухо указательным пальцем и думал.

— Ты все врешь! — пришел наконец он к выводу, икнув. — И говоришь все это, чтобы напугать меня. Я не умру, потому что твой удар был недостаточно силен! Единственное, чего я боюсь, — того, что ты влезешь в мои мозги! Через раненое ухо!

Лизбет достала из аптечки вату и, смочив ее водой, обтерла кожу сына.

— Я в твоих мозгах навсегда!

— Нет! — испугался мальчик и опять икнул. — Нет-нет! Лишь до небытия!

— Для тебя это навсегда!

— Ненавижу!!! — закричал маленький Костаки. — Ненавижу тебя всю!!!

Здесь Лизбет улыбнулась, взяла трепыхающегося сына на руки и отнесла на кровать в свою спальню, где долго гладила прыщавое чадо по ушибленной, икающей голове и рассказывала про своего отца, его деда: то, что было, и то, чего не было, а лишь казалось…

* * *

После Королевского пансиона Лизбет предстояло учиться в колледже имени Ее Величества.

На встрече с представителем королевы девушка категорически отказалась от продолжения учебы, чем поставила сэра Рейна в весьма затруднительное положение.

Она не объясняла своего решения, но, несмотря на все уговоры, решительно отказывалась даже обсуждать тему предстоящей учебы.

Так Лизбет попала в Букингемский дворец во второй раз.

Королева пристально смотрела на свою подопечную и думала о том, как бывает зла природа — такой некрасивой девушку сделать! Здесь никакие косметологи, никакие бриллианты и сапфиры не помогут!

— Что же вы, милая, учиться отказываетесь? — поинтересовалась королева и встряхнула кудряшками.

— Не вижу смысла, — честно призналась девушка.

Елизавета сделала удивленное лицо.

— Насколько мне известно, я богата? — спросила девушка.

— Богата я, — уточнила Ее Величество. — Но вы не бедны, это правда.

— Я не красавица и блистать на светских раутах не собираюсь.

— Как же вы выйдете замуж? — подняла брови Королева. — Если у вас ни красоты нет, ни ума?..

— Образование и ум вещи разные, как мне представляется.

Елизавету начинала раздражать эта некрасивая девушка, но она привыкла терпеть все, а в столь тонком деле, как определение судьбы подопечной, тем более следовало проявить выдержку.

— Замуж с деньгами выйти не трудно, — продолжала девица. — Но нет у меня и к этому стремления!

— Чего же вы хотите?

— Позвольте мне, Ваше Величество, жить самостоятельно. Мне скоро восемнадцать, и я способна обойтись без чьей-либо опеки.

«Груба!» — все более раздражалась королева.

— Что ж, живите! — разрешила Елизавета вслух. — Я распоряжусь, чтобы все имущество было переведено на вас. Управляйтесь как знаете! Кстати, вам принадлежат часть порта и доки.

Лизбет сделала на прощание книксен.

Королева вспомнила, как несколько лет назад уже видела эту комическую картину, только сейчас не понимала, что значит сие опускание тяжелого зада к великолепному паркету: уважение или изощренную иронию? Ее Величество так и не сделала на этот счет никакого вывода, а потому протянула Лизбет на прощание руку. Девушка пожала ее, отчего Елизавета чуть не вскрикнула.

«Слониха! — подумала на прощание королева. — Мужланка!..»

Девушку отвезли в родительский дом, который за время отсутствия Лизбет превратился в мрачное сооружение, заросшее какими-то сорными побегами.