[3] Максим Грек. Сочинения. Троице–Сергиев Посад, 1911. Т. I. С. 18, 131, 153, 154, 158.
[4] Denisoff E. Op. cit. P. 319.
[5] Скворцов Д. И. Указ. соч. С. 57.
[6] Скворцов Д. И. Указ. соч. С. 64.
[7] Житие Григория Неронова // Материалы для истории раскола за первое время его существования / Под ред. Н. И. Субботина. Т. I. М., 1875. С. 253. Ранние годы о. Неронова известны почти исключительно по этому житию.
[8] Там же. С. 246.
[9] Там же. С. 246; Макарий (Булгаков). История русской церкви. Т. X. С. 217.
[10] Материалы для истории раскола… Т. I. С. 247—249.
[11] Там же. С. 250.
[12] Там же. С. 252.
[13] Канон преп. о. н. Дионисию. С. 8.
[14] Материалы для истории раскола… Т. I. С. 253.
[15] Максим Грек. Соч. Т. II. С. 11, 217.
[16] Там же. С. 209.
[17] Там же. С. 142.
[18] Там же. Т. I. С. 220 (и Слова 1 и 12); Т. II. С. 21, 93, 38, 13; Т. III. С. 22—23.
[19] Там же. Т. I. С. 94—131; Т. II. С. 155; Т. III. С. 22—33 (Слова 16—22).
[20] Там же. Т. III. С. 116—135.
[21] Платонов С. Ф. Москва и Запад. Берлин, 1926. С. 88—89.
[22] Там же. С. 93.
5. Патриарх Филарет и оборона Православия
Конечно, не все события борьбы протестантизма и католичества с православием в Польше и Турции были известны в России. Тем не менее контакты Московской Руси с западнорусскими землями и Ближним Востоком были достаточно часты, и дипломатические агенты, купцы и паломники к святым местам Палестины и Киева постоянно приносили новости о жизни и трудностях их братьев по вере. Постоянная связь Троице–Сергиевой лавры с Москвой и беспрерывный поток богомольцев из столицы в это популярное место русского паломничества делали лавру одним из наиболее хорошо информированных мест страны. Особенно хорошо были информированы в столице и в лавре о событиях в Польше, откуда в 1620–х и 1630–х годах шли в Московскую Русь беспрерывные потоки православных беженцев, призывавших помочь населению и церкви. В лавру поступали также сведения и о мерах обороны православия от чуждых “латинских” и “лютерских” идей, предпринимавшихся русским правительством и патриархом Филаретом. Там, конечно, знали о соборе 1620 года, предписавшем перекрещивать всех выходцев из Западной Руси, так как после измены тамошней иерархии православию и распространения кальвинистских, антитринитарных и униатских настроений москвичи вовсе не были уверены, что православие Белой и Малой Руси так же твердо, как и их московское[23]. В 1627 году троицким монахам стало известно, что две книги западнорусских богословов вызвали своим содержанием тревогу в Москве и даже были запрещены к распространению. Одна из них, “Катехизис” Лаврентия Зизания, была сначала неосмотрительно напечатана в Москве, но в последнюю минуту в ней было найдено весьма неправославное истолкование брака и других таинств[24], и поэтому она так и не была допущена к продаже. Другой запрещенной книгой было “Учительное Евангелие” другого западнорусского авторитета — Кирилла Транквильона–Ставровецкого, тоже заподозренное в искажении православного вероисповедания. Известия о прениях между самим Зизанием и его московскими оппонентами, игуменом Ильей и справщиком Григорием, быстро дошли до лавры, а распространение книги Транквильона–Ставровецкого привело в некоторых местах, например в родной Неронову Вологде, к добавочному церковному расследованию и запрещению местными властями[26].
Не заметить и забыть угрозу религиозно–воинственного Запада не позволяли и постоянные напоминания церковных властей, в том числе и самого патриарха Филарета. Пробыв десять лет в польском плену, патриарх Филарет стал бескомпромиссным и решительным противником всех западных духовных течений и поставил одной из своих главных задач защиту от них православия. Патриаршая грамота 1628 года, например, предупреждала всех русских, связанных работой или торговлей с иностранцами, что в результате встреч с иноверцами и особенно жизни с ними в одном доме некоторые православные стали пренебрегать своими религиозными обязанностями, перестали ходить к исповеди и причастию, были небрежны во время поста и иногда даже избегали встреч со своими духовными отцами[27]. Наряду с самим патриархом и другие русские консерваторы сетовали, что некоторые русские люди начали подражать в нравах и костюмах своим иноверным соседям: “Беда и скорбь и погибель роду христианскому, позавидехом иноверным ризам (платью) от глав до ног, и от всего их обычая… а Бог не повеле на неверных ризы, и на их обычаи взирати верным человеком… понеже Богу мерзко их беззаконное платье и обычай их и мерзок и неприятен”[28].