О том, что за помощь с Гришей придется рассчитываться, сейчас думать не хотелось. Хоть убей, не воспринимал его Илья как мафиози, еще и с положением. Однако все говорило об этом, даже покорное согласие бывшего владельца лавки расстаться с ней.
Хотя, тут было наверняка и другое. Бельфер исправно платил дань, а к таким людям мафия относилась бережно, с уважением. Расстаться с лавкой его, как это фантастически ни звучит, заставила иракская ракета, накрывшая шлейфом осколков домик его бывшей жены на другом конце города. Погибли жена и младшая дочь. Раздавленный горем, Бельфер решил уйти на покой и перебраться в религиозный квартал. Черные широкополые шляпы и длинные, до колен, кафтаны, не знавшие бритвы бороды разной степени седины и шоколадные трубочки завитых пейсов — все это будило в нем ностальгические воспоминания и обещало покойную, целомудренную старость, посвященную общению с мудрыми и достойными людьми. Какой суетой теперь казалась эта беготня за каждым шекелем, налоги рэкетирам, трусливое подторговывание марихуаной…
Словом, к вящему, удовольствию сторон магазин плетеной мебели должен был сменить хозяина. Помимо облагаемых налогом банковских операций при продаже, сведенных к минимуму, основная сумма должна была вноситься наличными. Счет свой Илья опустошил подчистую именно для этой цели. Собственно, официально покупка совершалась за счет предоставляемой ссуды. Деньги правительства. Своих дай бог хватило бы на «верхушку»! Все это поразительно напоминало Илье приобретение автомобиля в Союзе. Только здесь налоги были куда более серьезные.
Сгорая от нетерпения, Заславский ждал Фишбейна. Волнение прятал поглубже. Впрочем, волноваться не стоило. Гриша явился вовремя, он не позволял себе демонстративных опозданий, подобно другим недавним пурицам. Елена с Анечкой поспешили в ульпан, оставив Илью с гостем наедине.
Но оказалось, что беседа откладывается.
— Подождешь час. Не больше, — заметив разочарование, почти уныние на лице собеседника, Гриша развел руками, как бы напоминая о том, кто какое место занимает. — Срочно Нельсону я понадобился. Он, кстати, в курсе твоей покупки, одобряет. Деньги взял?.. Молодец. Там у дяди и мебельщик напутствие получает. С ним и приеду. Мне самому не с руки. Да, тут должен парень подъехать — я ему дал твой адрес. У нас дела с его киббуцем… Пусть подождет. Все, я отвалил.
И действительно — шустро отвалил на возмутительно комфортном «ягуаре». Куда девалась былая Гришина робость и нерешительность? Быстрый, уверенный, властный…
Илья пытался расслабиться. Стыдно признаться, но приходилось заискивать перед некогда откровенно презираемым Гришкой. В портфеле лежали пятнадцать тысяч шекелей. Это для Бельфера. Тщательно запер дверь за гостем и сел ждать…
Неуверенно тренькнул дверной звонок. Илья, стряхнув грезы о деловой будущности, выглянул. Перед домом рядом с запыленным «ниссаном» озирался по сторонам высокий, сутулый, дочерна загорелый парень в потертом комбинезоне. Типичный труженик полей. На Илью уставился почтительно, словно на некое начальство.
Прикинув, кто бы это мог оказаться, — с момента отъезда Гриши не прошло и получаса, — Заславский пригласил парня в дом,
— Проходи, не стесняйся. Чего на улице торчать?
— Да я, да мне… — замялся парень, но вошел.
Вытер тщательно ноги, затем аккуратно снял на пороге комнаты башмаки.
— Я собственно, на минуту. У меня самолет скоро. Мне только передать господину Фишбейну, — расстегнул молнию на пухлой сумке. — Вы ведь тоже недавно из Союза?
Говорил он по-русски практически без акцента, и не трудно было догадаться, что перед Ильей — недавно прибывший земляк. Выходцы из огромного Союза — самая многочисленная алия — здесь сплошь числились земляками. И снимающий пенки безо всякого труда Гриша, и этот, не блещущий, видно, умом, трудяга. Из тех, кто не в силах выдержать «прямую абсорбцию» — непосредственно включиться в жизнь, самостоятельно найти работу и жилье, и потому обитают в одном из четырех десятков «центров абсорбции».
Давно Илье не выпадало случая поговорить с кем-нибудь в покровительственном тоне. Его превосходный летний костюм представлял собой разительный контраст с потрепанной одеждой работяги. И парень внимал ему завороженно, словно пению сирены. Однако минут через десять встряхнул головой, отгоняя наваждение, виновато, совсем по-детски, заулыбался.