На звонки соседи Шаха по тамбуру упорно не открывали. Прислонясь к обитой потертым дерматином двери, Строкач прислушался. Тишина. Автоматически, ни на что не рассчитывая, подергал ручку запора. За этим и застал его степенный, с простодушным, мягким лицом старший лейтенант. Не надо было быть большим физиономистом, чтобы опознать в нем издерганного бесконечными неприятностями и ненормированным рабочим днем участкового.
— Так вы ж его увезли, товарищ майор, Пугеня моего шалавого. Чувствовал, не доведет это до добра… Спортивная звезда! Разве я не сигнализировал? Так мне в ответ: «Что ты на него взъелся, нет фактов…». А какие еще факты: труп, что ли, как сейчас? Откуда все эти тысячи, чтобы так жить?
— Так это квартира Пугеня?
— Ну. А рядом — дружка его, которого убили, тот еще похлеще. Давайте посмотрим.
Сгорающие от любопытства понятые проследовали в квартиру Пугеня, замок которой легко уступил невзрачному ключику из увесистой связки, угнездившейся под полой махрового халата между раскинутых ног Шаха.
В отличие от «шахской роскоши», у Пугеня царила спартанская простота, доходящая едва ли не до аскетизма. Шведская стенка, велотренажер, штанга и гантели, болтались нунчаки на трехстворчатом зеркале — все говорило о целеустремленности хозяина квартиры. Компактный черный телевизор «Сони» слепо взирал на незваных гостей пустым экраном — но и его нельзя было счесть излишеством. Напротив, словно в ожидании чего-то интересного, восседал огромный, едва ли не метровый мохнатый мишка, к его брюшку прислонилась пожелтевшая открытка: «Лешеньке от мамы…»
Решительно миновав комнату, Строкач оказался на балконе — точной копии только что обследованного им. Те же рамы, голубизна зеркальных стекол, та же, что и с противоположной стороны, темно-красная обшарпанная фанера, загнутые гвозди, криво вбитые в неровно притертые деревянные пробки. Наверняка куча обрезков со стороны балкона Шаха представляла большую преграду для решившего пропутешествовать из квартиры в квартиру.
Осмотр жилья также не порадовал. Ничего проливающего свет на преступление — ни ценностей, ни наркотиков, ни оружия, если не считать всерьез таковым палки на веревке. При этом в соседней квартире многократно стреляли, чему свидетельством — ранение Пугеня.
Умеренная сумма денег, приземистая арабская кровать, два совершенно банальных кресла и полное отсутствие каких-либо продуктов, за исключением, пары пачек превосходного чая — початой и нераспечатанной. Все это скорее напоминало освобождающийся номер в гостинице для спортсменов, чем утопающее в роскоши гнездо преступного элемента…
Тем временем элемент в тюремной больнице проводил не лучшие мгновения своей жизни. Дырка в простреленной руке докучала не больше надоедливой мухи. Мучили мысли. Нет ничего проще, чем истолковать факт пребывания известного (и нечего тешить себя иллюзиями) боевика в одной комнате с мастерски приколотым к креслу хозяином. Все это заставит кого угодно отказаться от поисков иных подозреваемых. «Надо же было так подставиться этим сукам! Неужто при всем опыте не смог собраться, когда застучали по ушам выстрелы? Да нет, просто и подумать нельзя было, чтобы кто-то из крысятников решился напасть… А то бы ворвался как стремительно разящий шар, как ядро из ствола невообразимой пушки, весь в пружинной готовности отразить любой удар. Не первый же ведь год живу в напряжении… И кто? Зануда, полуинтеллигент-полурэкетир! Все, подставили — прямиком в убийцы… Думал, ошибки остались в юности. А оно вот как повернулось… Чем начиналось — тем и закончилось. Теперь, похоже, навсегда. Да, босс… Не такой он оказался и могучий. «Вышку» за Шаха, конечно, не дадут, да как бы руки длинные и в тюрьме не достали. Свои же приколют где-нибудь на этапе. Лучше самому на нож броситься, чем годами сходить с ума, ежесекундно озираясь. Конечно, авторитет Шаха умер еще раньше, чем он сам, ну, а вдруг щенок какой-нибудь захочет выслужиться перед матерыми волками? Жизнь — хрупкая штука. От всего этого недолго и крыше поехать, хуже нет, чем неизвестность… Ну, да недолго. Милиции тоже надо работать — на самотек дело не пустят. Небось, начальство долбит, хотя за то, что прикололи Шаха, государство премию бы должно выписать. Связи у него хорошие были, кормил и законников кое-каких. Так что могут и всерьез взяться — как не пожалеть разбитую кормушку… Ну, вот — черта помяни!..»