— Не слушается ящичек, не хочет? Спокойно, спокойно! Я ведь с тобой бороться не стану. Выстрелю. Я вами всеми по горло сыта. Деньги мне — и пока! Иначе конец. Не для того я за тобой гонялась, чтобы сейчас уйти пустой. Хорошо, ствол в квартире Шаха, догадалась, подобрала под тумбой. Небось, голову бы мне сейчас скрутил…
— Это точно. Не одной тебе.
— Ну-ну. Пуля силы равняет. Я успею, я способная. Что касса здесь, сам Шах и проболтался. Спал со мной как-то, а утром, еще пьяный, говорит — поехали за деньгами, надо. И — сюда. А я вроде ничего не поняла. Он потом косился, но я под дурочку. Мне и мама говорила, что по ночам здесь кто-то бывает: поутру видно, если что не так. Догадаться нетрудно. А вот за ключом пришлось побегать.
Револьвер подрагивал, переползая с лица на живот мужчины. Казалось, еще мгновение — и изнеженный наманикюренный пальчик плавно нажмет спуск. Оставались доли миллиметра…
— Да ты что, Таня? Богом клянусь, не срабатывает! Сам не пойму, в чем дело. Я же сам его сюда монтировал, замок — один, своими глазами видел, как Шах этим ключом открывал…
— Так-таки и видел? Ключ-то тебе впервые в руки попал.
— Точно. Не раз с Шахом бывали здесь по вечерам. Он, правда, спиной ко мне становился, когда ключом орудовал. Секрет? Так ведь ключ проворачивается… Черт, надо что-то придумать. Другой возможности не будет, я еще сдуру картон вместе с обоями оторвал, — утром работяги придут, увидят дыру, сейф… Ну, не выходит ничего! Ты еще ствол в брюхо тычешь, нервируешь… Тут либо смертью пахнет, либо тюрьмой. Не знаешь ты, каково в локалках сидеть…
— Пистолет не уберу, — холодно заметила Букова, — пока ты не отвалишь с половиной. Заметь, делюсь честно, не по-вашему. А Шах, насколько мне известно, и за решеткой жил не хуже, чем дома. Домом тюрьму и называл. Сам знаешь, как к нему относились. И здесь ворья не меньше, чем в лагере, а только ботинки не лизали. Ничьи бригады по городу наперстки не крутят, а ваши, гляди — работают. И лотерейщики стоят. Ваши же, то есть Шаха.
— Был Шах, да весь вышел! Кончился его авторитет раньше, чем он сам. Из-за шлюх проклятых. Ну-ну, не о тебе речь. Сам виноват. Опущенный, а как вещал, судил людей, с которыми и за стол бы не должен садиться… A-а, где тебе понять. Не твой закон. И правильно — хорошая девочка, нормальная. Ну, выстрелишь, зачем это тебе?
— Не дергайся, убью! Займись замком. Ты же тут все оборудовал.
— Оборудовал! К замку Шах никого не допускал. И что там за секрет — только он знал. Когда нужно, не ленился. — Мужчина отвернулся от револьвера, выщупывая свободной рукой в дверце сейфа некую кнопку, сам понимая тщетность всех попыток. Замок упорно не поддавался. Наконец, в ярости плюнул в замочную скважину. Спохватился, рукавом замшевой куртки отер тусклый металл, и взялся за ключ. На побагровевшем лбу вздулись канаты вен. Снова покосился на револьвер. Не верилось, что девчонка оставит его в живых. Достаточно одного точного прыжка…
Букова что-то почувствовала:
— Сейфом занимайся! Делай что-нибудь. Нечего на дверь косить, заперто, ключей, как и от сейфа — двое. У тебя да у меня. — Танечка, чуть расслабившись, оперлась спиной о косяк, однако револьвер в сторону не отвела.
В этот момент сзади послышался негромкий голос:
— Бросьте ствол, девушка. Я промаха не дам. Ручки вверх и шагом марш вглубь комнаты. Именно так, поближе к вашему приятелю. Резких движений не делать!
Взгляд через плечо убедил Букову. Оружие в руке вошедшего не располагало шутить. Зато сам он был настроен иронически.
— Так вы в самом деле считали, что не существует еще одного маленького ключика? Забавно. Ты, уважаемый, замок не ломай, не стоит. И ключик оставь на месте. Мускулы у тебя не чета мозгам. Перейди сюда, руки не опускать. Поосторожнее, когда мимо револьвера будешь проходить. Неаккуратно девушка оружие положила. Так, к окошку, лицом к стене, можешь опереться. А вы, девушка, пока откроете сейф. Дело нехитрое.
Голос был негромкий, но повелительный, уверенный. От внимания вошедшего не укрылось ничего.
— Товарищ офицер, это же бандит. Вы меня буквально спасли. Я и с оружием боялась мимо него к выходу пройти! — глядя на юную Танечку можно было и впрямь растрогаться. Невинная жертва, да и только!
— Можно, я выйду на воздух, что-то мне дурно от краски?