2. Не было налажено взаимодействие между 1-й и 2-й армиями. В этом вина как командармов, не наладивших «локтевое взаимодействие», так и командующего фронтом, не сумевшего увязать разрозненные действия своих армий по времени и замыслу в единую фронтовую операцию. Следует также отметить, что взаимодействие должно было иметь место с момента планирования и начала операции, а не в момент начала «Танненберга».
Уже с момента переброски главных сил противника против войск А. В. Самсонова помощь последнему со стороны армии П.-Г. К. Ренненкампфа сводилась к минимуму. Э. фон Людендорф позже писал о критическом моменте своей операции против 2-й армии, что когда армия Ренненкампфа висела, как грозная туча на северо-востоке, ему «стоило только двинуться и мы были бы разбиты…».
Но для того, чтобы помешать планам германского командования, 1-й армии следовало не просто двинуться, а пройти около 60 км по прямой только для того чтобы просто войти в связь с правым флангом 2-й армии (при условии, что этот фланг будет оставаться на месте). Главным же силам 1-й армии предстоял бы переход около 100–110 км (минимум 2 дня форсированного марша при точном целеуказании).
Двухдневная задержка движения армии П.-Г. К– Ренненкампфа (7–9 августа), о чем немцы узнали из переданной открытым текстом радиограммы, имела большее значение для исхода операции, чем, если бы 1-я армия двинулась впоследствии на помощь 2-й. Время было упущено. Да и медлительность наступления 1-й армии с 10 августа переходами не более 15 км в сутки, дала возможность противнику перегруппироваться против 2-й армии. Командование же 2-й армии исходило из ложной оценки диспозиции противника – считалось, что главная масса войск германской 8-й армии спешно отходит к Висле, а против 2-й армии действует лишь заслон, прикрывающий отход. А отсюда делался вывод – спешным наступлением войск 2-й армии сбить заслон противника и перехватить пути его отхода.
3. Слабость сил и средств, выделенных для решения задачи. Теоретически исходная группировка давала русским полуторное превосходство при условии совместных действий 1-й и 2-й армий. Но т. к. это условие отсутствовало в течение всей операции, немцы имели возможность, используя прекрасную сеть железных дорог, сосредотачивать в нужном пункте превосходящие силы и наносить поражение русским армиям по отдельности. Противник был недооценен, а свои силы переоценены.
4. Следует отметить и неудовлетворительные действия русской конницы (исключение составляла лишь 1-я кавалерийская дивизия В. И. Гурко), которая не смогла ни наладить преследование противника после многих успешных боев, ни должное взаимодействие с пехотой, ни осуществлять стратегическую разведку, не говоря уже об оперативных действиях.
5. Нарушение режима секретности (главная причина – недостаточное количество криптографов в действующей армии и некачественные шифры).
Германцы перехватывали и читали русские армейские шифры. Прочитали они и директиву главнокомандующего фронтом командующему 1-й армией о приостановке наступления (ведь 2-я армия должна была успеть замкнуть клещи, а немцы перед фронтом 1-й армии отходили слишком быстро). В результате этого командование германской 8-й армии решилось на рокировку войск против армии А. В. Самсонова. Получили немцы и текст директивы фронта штабу 2-й армии.
Германские связисты регулярно докладывали своему командованию содержание перехваченных радиограмм, в которых имелась чрезвычайно важная оперативная информация.
Э. Людендорф писал: «По дороге из Мариенбурга в Танненберг нам была вручена перехваченная неприятельская радиотелеграмма, которая дала нам ясную картину неприятельских мероприятий на ближайшие дни»[37].
Генерал-квартирмейстер 8-й армии М. Гофман свидетельствовал: «Русская радиостанция передала приказ в нешифрованном виде, и мы перехватили его. Это был первый из ряда бесчисленных других приказов, передававшихся у русских в первое время с невероятным легкомыслием, сначала без шифра, потом шифрованно. Такое легкомыслие очень облегчало нам ведение войны на востоке»[38].
Но вследствие частой путаницы в шифре русские штабы часто вообще пренебрегали шифрованием, штаб германской 8-й армии получал важнейшие сведения быстрее, чем командиры русских соединений, которым они предназначались. В итоге германское командование знало не только действия, но и намерения русского командования, в то время как последнее во многом действовало вслепую. В такой обстановке со стороны командования противника не требовалось проявления особого оперативного творчества.