Речь не о том, что азербайджанцы были ангелы, а армяне во всем неправы. Зла и насилия было достаточно с обеих сторон. Речь о том, что Кремль не пожелал даже вникать в вопрос: кто запустил колесо насилия? Речь о том, что вторая сторона конфликта, азербайджанская, была не раз предана. Не русский народ, конечно, мнением которого никто не поинтересовался, но именно позднекоммунистический режим предал верных друзей и искренних союзников России, отплатив им черной неблагодарностью.
О карабахском конфликте
К сожалению, армянские политики, рассуждая о самоопределении нации, ссылаются на резолюцию ООН и Хельсинский договор и тем самым вводят мировое сообщество в заблуждение. Данная резолюция не имеет никакого отношения к Нагорному Карабаху, так как у армянского народа есть свое государство — Республика Армения. Во многом благодаря тому, что новая, советская, власть устанавливала на Южном Кавказе свой так называемый «национальный мир», армянские сепаратисты, вопсольтзовавшись неразберихой революционной годины, заметно расширили границы уже Советской Армении за счет Азербайджана и Грузии.
Им, то есть армянским сепаратистам, было уже тесно в пределах Иреванской губернии. Все конфликты, создаваемые в тот период, носили чисто сепаратистский характер, так как армянские нациоанлисты на протяжении долгого времени всегда стремились к расширению своей территории за счет соседей.
В современном глобальном мире, когда Европа объединется, а во многих странах мира, в том числе и в России, мирно продивают нации и народности, сепаратизм такого рода приводит мир на тропу войны и трагедии.
Одна из причин распада СССР
Бывают события, провидеть которые невозможно. Ни один футуролог, ни один звездочет в мире не предсказал, когда и как рухнет советская власть. Главное, как. И в самую затейливую голову не мог придти сценарий 1986–1991 годов.
Коммунистический режим выглядел несокрушимым даже в глазах тех, кто хорошо знал его трещины и пустоты. Именно эта иллюзия навела Горбачева на мысль допустить свободное обсуждение любых вопросов: ведь непопулярные меры стали во второй половине 80-х неизбежны, но поняв смысл этих мер, люди их примут — так думали в Кремле. Поскольку свободное обсуждение невозможно в условиях цензуры, Горбачев отважился на ее ослабление, а затем и отмену. Он почему-то решил, что общественная дискуссия сосредоточится на улучшении социалистического проекта.
В действительности же, гласность почти сразу нанесла этому проекту смертельный удар, о чем почти никто еще долго не догадывался. Горбачев не учел, что советская пропагандистская машина никогда не работала в дискуссионном демократическом режиме. Свобода слова быстро выявила ее дряблость и нетренированность. У ее зубастых оппонентов были непобиваемые доводы, выработанные бесконечными кухонными спорами, сам- и тамиздатом, лагерями, эмиграцией. Советскому агитпропу было нечего противопоставить этим доводам, он лишь обреченно и неуклюже отмахивался.
Но если бы дело ограничилось только этим! Нет, заглушая демократов, с каждым месяцем все громче звучали голоса борцов за «историческую справедливость», сливаясь в ликующий ослиный хор. Его следовало воспринять как сирену тревоги, но поначалу это мало кто понял. Если бы Старая площадь, еще не совсем утратившая власть, уделила чуть больше внимания материалам, которыми стали все гуще заполняться журналы, газеты и экраны в союзных республиках (многие из них были органами местных ЦК КП!), это, возможно, привело бы ее в чувство, но она уделяла его чему-то другому.
Едва ослабли тиски цензуры, восторг от возможности говорить свободно и безнаказанно воодушевил тьму желающих говорить безудержно и безответственно. Мы не раз слышали фразу: «Не журналисты начинают войны». Те, кто помнят, как разгорались межнациональные конфликты на территории бывшего СССР, не подпишутся под таким заявлением. Журналисты, публицисты, писатели рылись в кровавых страницах прошлого, рисовали образы наций-выродков, разжигали первобытные страсти, подталкивали политиков. Без долгих раздумий они обрушивали на голову малоподготовленного читателя и зрителя самые страшные откровения и призывы. Они сделали все, чтобы раздались первые выстрелы.
Кто-то их оправдывает, говоря, что у пишущей публики живое воображение, события трехсотлетней давности она воспринимает как случившееся час назад. Видимо, это всемирный феномен. То же самое было в Югославии: вспышке военных действий там предшествовала резкая полемика средств массовой информации Сербии, Хорватии, Словении и Боснии. Именно СМИ провели эмоциональную артподготовку, взвинтив людей до предела. Они сняли у них тот психологический барьер, который не позволял даже представить себе, что сербы, хорваты и босняки могут начать стрелять друг в друга.