Месье де Монтегю, имея задолженность по жалованью, удержал жалованье Руссо. Они снова поссорились; секретарь был уволен (4 августа 1744 года). Руссо пожаловался своим друзьям в Париже; был отправлен запрос послу; тот ответил: "Я должен сообщить вам, как сильно нас обманул сир Руссо. Его вспыльчивость и дерзость, вызванные высоким мнением о себе и его безумием, - вот что удерживает его в том состоянии, в котором мы его нашли. Я выгнал его, как плохого камердинера".53 Жан-Жак вернулся в Париж (11 октября) и изложил свою версию случившегося чиновникам в правительстве; они не предложили ему никакого возмещения, он обратился к госпоже де Бешенваль, но она отказалась его принять. Он отправил ей страстное письмо, в котором чувствуется накал далекой Революции:
Я ошибался, мадам; я считал вас справедливой, а вы всего лишь благородная [титулованная]. Я должен был помнить об этом. Я должен был понять, что мне, иностранцу и плебею, не подобает жаловаться на джентльмена. Если моя судьба еще раз запустит меня в руки посла того же сорта, я буду страдать без жалоб. Если ему недостает достоинства, если он лишен душевной возвышенности, то это потому, что благородство обходится без всего этого; если он связан со всем гнусным в одном из самых безнравственных городов, то это потому, что его предки создали ему достаточно чести; если он общается с рыцарями, если он сам является таковым, если он лишает слугу жалованья, ах, тогда, мадам, я буду думать только о том, как удачно не быть сыном своих собственных дел! Эти предки - кто они были? Неизвестные люди, без состояния, равные мне; у них был какой-то талант, они сделали себе имя; но природа, сеющая семена добра и зла, дала им жалкое потомство.54
А в "Исповеди" Руссо добавил:
Справедливость и бесполезность моих жалоб оставили в моем сознании семена негодования против наших глупых общественных институтов, в которых благосостояние общества и реальная справедливость всегда приносятся в жертву неизвестно какой видимости порядка, которая не делает ничего иного, как добавляет санкцию общественного авторитета к угнетению слабых и беззаконию сильных.55
Монтэгу, вернувшись в Париж, послал Руссо "немного денег, чтобы рассчитаться со мной..... Я получил то, что мне предложили, заплатил все свои долги и остался, как и прежде, без единого франка в кармане". Вновь поселившись в отеле "Сен-Квентин", он зарабатывал на жизнь копированием музыки. Когда нынешний герцог д'Орлеан, узнав о его бедности, подарил ему музыку для копирования и пятьдесят луидоров, Руссо оставил себе пять, а остальные вернул как переплату.56
Он зарабатывал слишком мало, чтобы содержать жену, но считал, что при стоической экономии может позволить себе любовницу. Среди тех, кто ел за его столом в отеле "Сен-Квентин", были хозяйка, несколько безбедных аббатов и молодая женщина, служившая в отеле прачкой или швеей. Тереза Левассер была такой же робкой, как Жан-Жак, и так же сознавала свою бедность, хотя и не очень гордилась ею. Когда аббатисы дразнили ее, он защищал ее; она стала смотреть на него как на своего защитника, и вскоре они оказались в объятиях друг друга (1746). "Я начал с того, что заявил ей, что никогда не брошу ее и не женюсь на ней".57 Она призналась, что не была девственницей, но заверила его, что согрешила лишь однажды и очень давно. Он великодушно простил ее, заверив, что девственница двадцати лет - большая редкость для Парижа в любом случае.
Она была простым существом, лишенным всякого очарования, без всякого кокетства. Она не могла рассуждать о философии или политике, как салонная женщина, но умела готовить, вести дом и терпеливо переносить его странные настроения и манеры. Обычно он говорил о ней как о своей "экономке", а она о нем - как о "моем мужчине". Он редко брал ее с собой на свидания с друзьями, потому что она оставалась постоянно подростковой в умственном отношении, как и он - в нравственном.