После этого Руссо разражается апострофой, которую мы найдем почти буквальным отголоском у Канта:
Совесть! Совесть! Божественный инстинкт, бессмертный голос с небес; верный путеводитель существа невежественного и конечного, но разумного и свободного, непогрешимый, судья добра и зла, делающий человека подобным Богу! В тебе заключается совершенство человеческой природы и нравственность его поступков; кроме тебя, я не нахожу в себе ничего, что могло бы поднять меня выше зверей, - ничего, кроме печальной привилегии блуждать от одного заблуждения к другому с помощью необузданного интеллекта и разума, не знающего принципов".57
Поэтому интеллектуальное воспитание должно происходить только после формирования морального облика. Руссо смеется над советом Локка рассуждать с детьми:
Те дети, с которыми постоянно разговаривают, кажутся мне исключительно глупыми. Из всех человеческих способностей разум... является последним и самым лучшим ростом, и вы хотите использовать его для раннего обучения ребенка? Сделать человека разумным - это камень преткновения хорошего образования, и все же вы утверждаете, что обучаете ребенка через его разум. Вы начинаете не с того конца".58
Нет; мы должны, скорее, тормозить умственное воспитание. "Держите детский ум [интеллект] в бездействии столько, сколько сможете".59 Если у него появятся мнения до двенадцати лет, вы можете быть уверены, что они будут абсурдными. И не стоит пока беспокоить его наукой: это бесконечная погоня, в которой все, что мы открываем, лишь усугубляет наше невежество и нашу глупую гордыню.60 Пусть ваш ученик на собственном опыте познает жизнь и работу природы; пусть он наслаждается звездами, не претендуя на то, чтобы проследить их историю.
В возрасте двенадцати лет можно начать интеллектуальное образование, и Эмиль может прочитать несколько книг. Он может перейти от природы к литературе, прочитав "Робинзона Крузо", ведь это история человека, который на своем острове прошел через различные стадии, через которые люди прошли от дикости к цивилизации. Но к двадцати годам Эмиль не прочтет много книг. Он будет полностью игнорировать салоны и философов. Он не будет интересоваться искусством, ведь истинная красота - только в природе.61 Он никогда не станет "ни музыкантом, ни актером, ни писателем".62 Скорее, он приобретет достаточные навыки в каком-нибудь ремесле, чтобы зарабатывать на жизнь своими руками, если это когда-нибудь понадобится. (Многие безработные эмигранты тридцать лет спустя будут сожалеть о том, что смеялись, как Вольтер, над "gentilhomme menuisier" - джентльменом-плотником Руссо.63) В любом случае Эмиль (хотя он и является наследником скромного состояния) должен служить обществу либо вручную, либо умственно. "Человек, который ест в праздности то, что не заработал, - вор".64
2. Религия
Наконец, когда Эмилю исполнится восемнадцать лет, мы сможем поговорить с ним о Боге.
Я знаю, что многие из моих читателей будут удивлены тем, что я прослеживаю путь моего ученика через его ранние годы, не говоря с ним о религии. В пятнадцать лет он даже не будет знать, что у него есть душа; в восемнадцать он, возможно, еще не будет готов узнать о ней..... Если бы мне нужно было изобразить самую душераздирающую глупость, я бы нарисовал педанта, обучающего детей катехизису; если бы я хотел свести ребенка с ума, я бы заставил его объяснить, чему он научился в катехизисе..... Несомненно, нельзя терять ни минуты, если мы должны заслужить вечное спасение; но если для его получения достаточно повторения определенных слов, то я не вижу причин, почему бы нам не посещать небеса вместе со скворцами и сороками, так же как и с детьми.65
Несмотря на эту прокламацию, которая привела в ярость архиепископа Парижского, Руссо теперь направил свои самые острые стрелы на философов. Представьте себе Вольтера или Дидро, читающих это:
Я обратился к философам. ...Я обнаружил, что все они одинаково горды, самоуверенны, догматичны; даже в своем так называемом скептицизме они утверждали, что знают все, ничего не доказывали, насмехались друг над другом. Эта последняя черта... поразила меня как единственный пункт, в котором они были правы. Хвастуны в нападении, они слабаки в защите. Взвесьте их аргументы - все они разрушительны; посчитайте их голоса - каждый говорит только за себя. ...Нет ни одного из них, кто, если бы ему случилось обнаружить разницу между ложью и истиной, не предпочел бы свою собственную ложь истине, которую открыл другой. Где тот философ, который не обманул бы весь мир ради собственной славы?66