Искренняя дружба, настоящее уважение и безупречное доверие изгнаны из среды людей. Ревность, подозрительность, страх, холодность, сдержанность, ненависть и обман постоянно скрываются под этой однообразной и обманчивой завесой вежливости, этой хвастливой откровенности и урбанистичности, которыми мы обязаны свету и лидерству нашего века. ... Пусть искусства и науки заявят о своей доле в этой благотворной работе!68
Это разложение нравов и характеров под влиянием прогресса знаний и искусства - почти закон истории. "Египет стал матерью философии и изящных искусств; вскоре он был завоеван".69 Греция, некогда населенная героями, дважды покоряла Азию; "письмо" тогда находилось в зачаточном состоянии, и добродетели Спарты не были заменены, как греческий идеал, утонченностью Афин, софистикой софистов, сладострастными формами Праксителя; когда эта "цивилизация" достигла своего расцвета, она была низвергнута ударом Филиппа Македонского, а затем смиренно приняла иго Рима. Рим завоевал весь средиземноморский мир, когда был нацией крестьян и солдат, приученных к стоической дисциплине; но когда он расслабился в эпикурейских поблажках и воспел непристойности Овидия, Катулла и Марциала, он стал театром порока, "презрением среди народов, предметом насмешек даже для варваров".70 А когда Рим возродился в эпоху Возрождения, искусство и литература вновь истощили силы правителей и губернаторов и оставили Италию слишком слабой, чтобы противостоять нападению. Карл VIII Французский овладел Тосканой и Неаполем, почти не обнажив меча, "и весь его двор приписывал этот неожиданный успех тому факту, что принцы и дворяне Италии с большей серьезностью прилагали усилия к развитию своего понимания, а не к активным и военным занятиям" 71.71
Литература сама по себе является элементом распада.
Рассказывают, что халиф Омар на вопрос, что делать с Александрийской библиотекой, ответил...: "Если книги в библиотеке содержат что-либо противоречащее Корану, они дурны и должны быть сожжены; если же они содержат только то, чему учит Коран, они излишни". Это рассуждение было названо нашими литераторами верхом абсурда; но если бы на месте Омара был Григорий Великий, а на месте Корана - Евангелие, библиотека все равно была бы сожжена, и это было бы, возможно, самым прекрасным поступком в его жизни.72
Или вспомните о разрушающем воздействии философии. Одни из этих "любителей мудрости" говорят нам, что материи не существует; другие уверяют, что ничего, кроме материи, не существует, и нет другого Бога, кроме самой Вселенной; третьи объявляют, что добродетель и порок - всего лишь имена, и ничто не имеет значения, кроме силы и мастерства. Эти философы "подтачивают основы нашей веры и разрушают добродетель". Они презрительно улыбаются таким старым словам, как патриотизм и религия, и посвящают свои таланты... разрушению и дискредитации всего того, что люди считают самым священным".73 В древности подобная чепуха недолго пережила своего автора, но теперь, благодаря печати, "пагубные измышления Гоббса и Спинозы будут жить вечно". Следовательно, изобретение книгопечатания стало одним из величайших бедствий в истории человечества, и "легко понять, что в будущем государи будут прилагать не меньше усилий, чтобы изгнать это ужасное искусство из своих владений, чем когда-либо, чтобы поощрить его".74
Обратите внимание на энергичность и совершенство тех народов, которые никогда не знали философии и науки, литературы и искусства: персы времен Кира, германцы, описанные Тацитом, или, "в наше время, тот деревенский народ [Швейцария], чье прославленное мужество не смогли покорить даже невзгоды, а верность не смог испортить никакой пример". К ним гордый женеванец добавляет "те счастливые народы, которые не знали даже названия многих пороков, которые нам трудно подавить, - дикарей Америки, чей простой и естественный способ правления Монтень без колебаний предпочел не только законам Платона, но и самым совершенным представлениям о правлении, какие только может предложить философия".75
Каков же должен быть наш вывод? Это то, что
Роскошь, распутство и рабство во все века были бичом усилий нашей гордыни выйти из того счастливого состояния невежества, в которое нас поместила мудрость Провидения. ...Пусть люди хоть раз узнают, что природа хотела бы уберечь их от науки, как мать выхватывает опасное оружие из рук своего ребенка".76