Мы оставили для более поздней главы странную карьеру Фаринелли в Испании. Он, Доменико Скарлатти, Джамбаттиста и Доменико Тьеполо были одними из тех одаренных итальянцев, которые вместе с почти итальянским Менгсом принесли итальянскую музыку и искусство в Испанию. В 1759 году за ними последовал или опередил их король Неаполя. В том году Фердинанд VI умер, не оставив потомства, и его брат Карл IV Неаполитанский унаследовал испанский трон под именем Карла III. Неаполь с сожалением воспринял его уход. Его отплытие на шестнадцати кораблях стало печальным праздником для неаполитанцев; они собрались большой толпой на берегу, чтобы посмотреть на его отплытие, и многие, как нам говорят, плакали, прощаясь с "государем, который доказал, что он отец своего народа".131 Он должен был увенчать свою карьеру возрождением Испании.
ГЛАВА X. Португалия и Помбал 1706-82
I. ДЖОН V: 1706-50
Почему Португалия пришла в упадок со времен великих Магеллана, Васко да Гамы и Камоэнса? Когда-то ее плоти и духа хватило на то, чтобы исследовать половину земного шара, оставив смелые колонии на Мадейре, Азорских островах, в Южной Америке, Африке, Мадагаскаре, Индии, Малакке, Суматре; теперь, в XVIII веке, она была крошечным мысом Европы, связанным в торговле и войне с Англией и питавшимся бразильским золотом и бриллиантами, доставляемыми к ней по разрешению британского флота. Не истощились ли ее чресла, поставляя храбрецов для удержания стольких форпостов, шатко стоящих на краю света? Неужели этот приток золота вымыл железо из ее вен и расслабил правящие классы, избавив их от приключений?
Да, и португальская промышленность тоже была изнежена. Что толку пытаться конкурировать в ремесле или производстве с ремесленниками или предпринимателями Англии, Голландии или Франции, когда импортным золотом можно было расплачиваться за импортную одежду, еду и предметы роскоши? Богатые, имевшие дело с золотом, становились еще богаче, еще роскошнее одетыми и украшенными; бедные, находившиеся вдали от этого золота, оставались бедными, и только голод заставлял их трудиться. На многих фермах появился негритянский рабский труд, а нищие оглашали города своими криками. Уильям Бекфорд, услышав их в 1787 году, сообщил: "Никакие нищие не сравнятся с португальскими по силе легких, богатству язв, обилию паразитов, разнообразию и расположению лоскутков и неустрашимому упорству. ... Бесчисленное множество слепых, немых и чесоточных".1
Тогда Лиссабон не был тем прекрасным городом, каким он является сегодня. Церкви и монастыри были великолепны, дворцы знати - огромны, но десятая часть населения была бездомной, а извилистые улочки кишели мусором и грязью.2 И все же здесь, как и в других южных землях, бедняков утешали солнечные дни, звездные вечера, музыка, религия и набожные женщины с манящими глазами. Не обращая внимания на блох на своей плоти и комаров в воздухе, люди выходили на улицы, когда жара спадала, и там танцевали, пели, бренчали на гитарах и дрались из-за улыбки девицы.
Договоры (1654, 1661, 1703) связали Португалию с Англией в странный симбиоз, который объединил их в экономике и внешней политике, сохранив при этом разнообразие нравов и враждебность вероисповедания. Англия обещала защищать независимость Португалии и ввозить португальское вино (портвейн из Опорто) по значительно сниженным тарифам. Португалия обязалась беспошлинно ввозить английский текстиль и выступать на стороне Англии в любой войне. Португальцы считали англичан проклятыми еретиками с хорошим флотом; англичане смотрели на португальцев как на заблудших фанатиков со стратегическими портами. Британский капитал доминировал в португальской промышленности и торговле. Помбал жаловался, с некоторым преувеличением:
В 1754 году Португалия почти ничего не производила для собственного содержания. Две трети ее материальных потребностей обеспечивала Англия. Англия стала хозяйкой всей нашей торговли, и вся наша внешняя торговля управлялась английскими агентами. ...Весь груз судов, отправляемых из Лиссабона в Бразилию, а следовательно, и богатства, которые возвращались в обмен, принадлежали им. Ничто не было португальским, кроме названия".3
Тем не менее, португальское правительство получало достаточно колониального золота, серебра и драгоценных камней, чтобы финансировать свои расходы и сделать короля независимым от кортесов и их налоговой власти. Так что Иоанн V в свое сорокачетырехлетнее правление жил в султанской непринужденности, дополняя многоженство культурой и благочестием. Он давал или одалживал огромные суммы папству, получая взамен титул Его Вернейшего Величества и даже право совершать мессу - хотя и не превращая хлеб и вино в тело и кровь Христа. "Его удовольствия, - говорил Фридрих Великий, - заключались в священнических функциях; его здания были монастырями, его армии - монахами, его любовницы - монахинями".4