Он принимал это так близко к сердцу, что внешние проявления его болезни стали трагическими. ... Он проводил дни и ночи в постоянной летаргии. Он лежал с открытыми глазами, ... не разговаривая, не принимая пищу и не шевелясь. ... Мы с аббатом Рейналем присматривали за ним; аббат, более крепкий, чем я, и более здоровый, чем я, - ночью, а я - днем, причем оба никогда не отсутствовали одновременно".141
Фон Фризен вызвал врача, который отказался прописать что-либо, кроме времени. "В конце концов, однажды утром Гримм встал, оделся и вернулся к своему обычному образу жизни, не упоминая ни тогда, ни позже... об этой нерегулярной вялости".142
Руссо познакомил Гримма с Дидро, и все трое мечтали вместе отправиться в Италию. Гримм с жадностью впитывал поток идей, изливавшихся из рога изобилия ума Дидро; он выучил язык непочтительных философов, написал агностический "Катехизис для детей" и посоветовал фон Фризену взять сразу трех любовниц "в память о Святой Троице".143 Руссо раздражала растущая близость между Гриммом, которого Сент-Бёв называл "самым французским из немцев", и Дидро, "самым немецким из французов".144 "Гримм, - жаловался Жан-Жак, - вы пренебрегаете мной, и я вам это прощаю". Гримм поверил ему на слово. "Он сказал, что я прав, ... и отбросил всякую сдержанность; так что я больше не видел его, кроме как в компании наших общих друзей".145
В 1747 году аббат Рейналь начал рассылать французским и иностранным подписчикам раз в две недели бюллетень "Nouvelles littéraires", в котором сообщалось о событиях во французском мире литературы, науки, философии и искусства. В 1753 году он передал это предприятие Гримму, который, при содействии Дидро и других авторов, продолжал его до 1790 года. При Гримме у писем появилось много именитых подписчиков, в том числе королева Швеции Луиза Ульрика, бывший король Польши Станислас Лещинский, Екатерина II, принцесса Саксен-Готская, принц и принцесса Гессен-Дармштадтские, герцогиня Саксен-Кобургская, великий герцог Тосканский, герцог Карл Август Саксен-Веймарский. Фридрих Великий некоторое время сдерживался, имея несколько корреспондентов во Франции; в конце концов он согласился получать письма, но так и не заплатил. В первом номере журнала "Гримм" (май 1753 года) было объявлено о его плане:
В предлагаемых нам листах мы не будем тратить время на брошюры, которыми ежедневно завален Париж; ... скорее мы постараемся дать точный отчет, логический анализ (critique raisonnée) книг, которые заслуживают внимания публики. Драма, составляющая столь блестящую часть французской литературы, займет значительное место в нашем отчете. В общем, мы не позволим упустить ничего, что достойно любопытства других народов.146
Эта знаменитая "Литературная переписка" сегодня является главным и ценным свидетельством интеллектуальной истории Франции второй половины XVIII века. Гримм мог быть откровенным в своих критических замечаниях, поскольку они не были известны ни французской публике, ни автору, о котором шла речь. Как правило, он был справедлив, за исключением более позднего случая с Руссо. Он высказал много разумных суждений, но ошибочно оценил "Кандида" как "неспособного выдержать серьезную критику"; это, однако, не было предрассудком, поскольку он описал Вольтера как "самого увлекательного, самого приятного и самого знаменитого человека в Европе".147 Вольтер ответил на комплимент в своей дерзкой манере: "О чем думает этот богемец, если у него больше остроумия, чем у нас?"148 Именно "Переписка" Гримма, как никакие другие произведения, кроме сочинений Вольтера, распространила по Европе идеи французского Просвещения. Однако он сомневался в философах и их вере в прогресс. "Мир, - говорил он, - состоит из одних только злоупотреблений, которые никто, кроме безумца, не попытается исправить".149 А в 1757 году он писал:
Мне кажется, что восемнадцатое столетие превзошло все другие по хвалебным отзывам, которые оно осыпало в свой адрес..... Еще немного, и лучшие умы убедят себя в том, что мягкая и мирная империя философии вот-вот сменит долгие бури неразумия и навсегда утвердит покой, спокойствие и счастье человечества. ... Но, к несчастью, у истинного философа есть менее утешительные, но более точные представления..... Я далек от мысли, что мы приближаемся к веку разума, и мне не хватает совсем немного, чтобы поверить в то, что Европе угрожает какая-то роковая революция".150
Здесь мы улавливаем намек на гордость и тщеславие, которые иногда раздражали друзей Гримма. Более галльский, чем галлы, он часами ухаживал за собой, пудрил лицо и волосы и так обрызгивал себя духами, что его прозвали "мускусным медведем".151 Его корреспонденция показывает, как он рассыпает комплименты с нетерпением. Фридрих Великий поставил условием подписки на письма, что Гримм должен "избавить меня от своих комплиментов".152 Такая лесть, конечно, была частью эпистолярного стиля Старого режима.