Он знал, что завоевание Силезии оставляло за ним право на реванш в любой момент, когда Мария Терезия найдет новые ресурсы и союзников. Его собственные ресурсы были крайне ограничены. Его королевство представляло собой набор разрозненных осколков: Восточная Пруссия была отделена от собственно Пруссии Польшей, а прусские провинции Вестфалия и Восточная Фризия были отделены от Бранденбурга независимыми немецкими государствами. Включая эти разрозненные фрагменты и Силезию, вся Пруссия в 1756 году насчитывала около четырех миллионов жителей, Англия - восемь миллионов, Франция - двадцать. Большая часть населения Пруссии проживала в Силезии, которая все еще была наполовину католической и проавстрийской. Всего в семи милях от Берлина проходила граница враждебной Саксонии, курфюрст которой, католический король Польши Август III, смотрел на Фридриха как на наглого и хищного неверного. Как можно было выжить в этом котле вражды?
Только с помощью ума, экономики, хорошей армии и хороших генералов. Его собственный ум был острым, как ни у кого другого; он был самым образованным правителем своего века; он с честью выдержал переписку, беседу и полемику с Вольтером. Но его язык был слишком острым, чтобы его можно было распустить; он мог бы иметь более спокойные моря, если бы не говорил о Елизавете Петровне, Марии Терезии и мадам де Помпадур как о "трех первых шлюхах Европы";12 Утешительно видеть, что даже Великий может быть глуп время от времени. Что касается экономики Пруссии, то Фридрих подчинил ее государственному контролю и тому, что казалось ему неизбежными потребностями возможной войны. В сложившихся обстоятельствах он не осмелился изменить феодальную структуру прусской жизни, чтобы не нарушить феодальную организацию своей армии. Эта армия была его спасением и его религией. Девяносто процентов его доходов шло на ее содержание.13 Он называл ее Атласом, чьи сильные плечи несли государство.14 Он увеличил ее со 100 000 человек, завещанных ему отцом, до 150 000 в 1756 году. Он приучил ее с помощью суровых наказаний к немедленному и точному повиновению, к неуклонному маршу к линии противника без выстрела до приказа, к смене направления и массовому маневрированию под огнем. В начале войны у нее были лучшие генералы в Европе после самого Фридриха - Шверин, Зейдлиц и Джеймс Кит.
Не менее важными, чем его генералы, были шпионы, которых он рассеял среди своих врагов. Они не оставляли сомнений в том, что Мария Терезия формирует вокруг себя кордон враждебных сил. В 1753-55 годах его агенты в Дрездене и Варшаве получили копии секретной переписки между саксонским и австрийским министерствами, которые убедили его, что эти дворы сговорились напасть на Пруссию и - если фортуна будет благосклонна - расчленить ее, и что Франция потворствует этому плану.15 23 июня 1756 года он приказал прусскому генералу в Кенигсберге быть готовым к нападению со стороны России. Он уведомил британское правительство, что "у венского двора есть три цели, к которым ведут его нынешние шаги: установить деспотию в империи, погубить протестантское дело и вновь завоевать Силезию".16 Он узнал, что Саксония планирует увеличить свою армию с семнадцати тысяч до сорока тысяч человек в течение зимы;17 Он догадался, что союзники ждут весны 1757 года, чтобы напасть на него с трех сторон, и решил нанести удар до завершения мобилизации.
Он считал, что единственный шанс избежать опасности - вывести из строя хотя бы одного из своих противников, прежде чем они смогут объединиться в бою. Шверин согласился с ним, но один из его министров, граф фон Подевильс, умолял его не давать врагам повода называть его агрессором; Фридрих назвал его "месье де ла таймид политик".18 Давным-давно, в секретном "Политическом завещании" (1752), он советовал своему преемнику завоевать Саксонию и тем самым дать Пруссии географическое единство, экономические ресурсы и политическую власть, необходимые для выживания.19 Он отбросил эту идею, считая ее неосуществимой; теперь она казалась ему военной необходимостью. Он должен защитить свою западную границу, разоружив Саксонию. Даже в своем почти идеалистическом "Анти-Макиавеле" (1740) он санкционировал наступательную войну, чтобы предотвратить угрожающее нападение.20 Митчелл, прусский министр в Англии, сообщил ему, что, хотя британское правительство очень хочет сохранить мир на континенте, оно признает чрезвычайную ситуацию, в которой оказался Фридрих, и не будет считать его "ни в малейшей степени виноватым, если он попытается предупредить своих врагов, вместо того чтобы ждать, пока они осуществят свои враждебные намерения".21