"Я рожден, чтобы быть придворным", - говорит он Сюзанне, а когда она предполагает, что это "трудное искусство", отвечает: "Вовсе нет. Принимать, брать, просить - вот секрет, заключенный в трех словах".121 А в солилокве, который Россини заставил звучать во всем мире, он обращается к знати Испании (и Франции) с почти революционным презрением: "Чем вы заслужили такую удачу? Вы дали себе труд родиться, и больше ничего; для остального вы достаточно заурядны! В то время как мне, затерянному в общей толпе, пришлось применить больше наук и расчетов, чтобы прокормиться, чем ушло на управление всей Испанией за последние сто лет".122 Он смеется над солдатами, которые "убивают и сами погибают ради совершенно неизвестных им интересов. Что касается меня, то я хочу знать, почему я в ярости".123 Даже человеческая раса получает свое возмездие: "Пить, не испытывая жажды, и заниматься любовью в любое время года - только это отличает нас от других животных".124 Были и различные выпады против продажи государственных должностей, произвола министров, судебных ошибок, состояния тюрем, цензуры и преследования мысли. "При условии, что в своих сочинениях я не упоминаю ни власти, ни государственной религии, ни политики, ни морали, ни чиновников, ни финансов, ни оперы, ни... любого значимого лица, я могу печатать все, что мне заблагорассудится, при условии проверки двумя или тремя цензорами".125 Отрывок, который актеры удалили, возможно, как слишком близкий к их собственным воссозданиям, обвинял мужской пол в том, что он несет ответственность за проституцию: мужчины своими требованиями создают предложение, а своими законами наказывают женщин, которые удовлетворяют спрос.126 Сам сюжет не просто показывал, что слуга умнее своего хозяина - это было слишком традиционно, чтобы оскорбить его, - но и раскрывал благородного графа как явного прелюбодея.
Женитьба Фигаро" была принята Комедией Франсез в 1781 году, но поставить ее удалось только в 1784-м. Когда пьеса была прочитана Людовику XVI, он с терпимым юмором отнесся к сатире, но, услышав солилоквиты, в которых высмеиваются дворянство и цензура, почувствовал, что не может допустить публичного надругательства над этими основными институтами. "Это отвратительно, - воскликнул он, - это никогда не должно быть сыграно. Разрешить ее показ было бы равносильно разрушению Бастилии. Этот человек смеется над всем, что должно быть уважаемо в правительстве".127 Он запретил постановку пьесы.
Бомарше читал фрагменты пьесы в частных домах. Любопытство было возбуждено. Некоторые придворные договорились о том, чтобы пьеса была представлена при дворе, но в последнюю минуту и это было запрещено. Наконец король уступил протестам и просьбам и согласился разрешить публичные представления после тщательной очистки текста цензорами. Премьера (27 апреля 1784 года) стала историческим событием. Весь Париж, казалось, стремился попасть на первый вечер. Дворяне дрались с простолюдинами за вход; железные ворота были выломаны, двери разбиты, три человека были задушены. Бомарше был там, счастливый в этой драке. Успех был настолько велик, что пьеса шла шестьдесят раз подряд, почти всегда при полном аншлаге. Сборы были беспрецедентными. Бомарше отдал всю свою долю - 41 999 ливров - на благотворительность.128
История считала "Женитьбу Фигаро" предвестником революции; Наполеон назвал ее "Революцией, которая уже в действии".129 Некоторые из ее строк вошли в брожение того времени. В предисловии, позже приложенном к опубликованной пьесе, Бомарше отрицал какие-либо революционные намерения и цитировал из своих сочинений отрывки в защиту монархии и аристократии. Он требовал не разрушения существующих институтов, а устранения связанных с ними злоупотреблений; равного правосудия для всех классов, большей свободы мысли и печати, защиты личности от lettres de cachet и других излишеств монархической власти. Как и его кумир, Вольтер, он отвергал революцию как приглашение к хаосу и толпе.