То же самое можно сказать и о феодальных пошлинах. С точки зрения дворянина, они представляли собой закладную, которую крестьянин свободно принимал на себя в качестве части цены, за которую он покупал участок земли у его законного владельца, который во многих случаях добросовестно приобрел его у предыдущего владельца. Некоторые бедные дворяне зависели от податей, чтобы прокормиться. Крестьянин гораздо больше страдал от налогов, десятины, требований и разрушений войны, чем от феодальных повинностей. Послушайте величайшего и благороднейшего из французских социалистов, Жана Жореса: "Если бы в обществе Франции XVIII века не было других злоупотреблений, кроме презренных остатков этой [феодальной] системы, не было бы необходимости в восстании, чтобы залечить боль; постепенное сокращение феодальных прав, освобождение крестьянства позволили бы осуществить изменения мирным путем".9
Самой примечательной чертой французского дворянства было признание своей вины. Многие дворяне не только присоединились к философам, отвергнув старую теологию; некоторые, как мы уже видели, смеялись над устаревшими прерогативами своей касты.10 За год до революции тридцать дворян предложили отказаться от своих материальных феодальных привилегий.11 Всему миру известен идеализм молодого Лафайета, который не только сражался за Америку, но и, вернувшись во Францию, энергично включился в борьбу за мирные реформы. Он осудил рабство и посвятил часть своего состояния освобождению рабов во Французской Гвиане.12 Исповедовать либеральные принципы и выступать за реформы стало модным среди части аристократии, особенно среди титулованных дам, таких как мадам де Ла Марк, де Буфлер, де Бриенн и де Люксембург. Сотни дворян и прелатов принимали активное участие в кампаниях по уравниванию налогов, борьбе с правительственной расточительностью, организации благотворительных организаций, прекращению кортежа.13 Некоторые дворяне, например герцогиня де Бурбон, отдавали большую часть своего состояния бедным.14
Все это, однако, было лишь изящным украшением того очевидного факта, что французское дворянство перестало зарабатывать себе на жизнь. Многие дворяне пытались выполнять свои традиционные обязанности, но контраст между роскошным бездельем богатых сеньоров и тяготами населения, постоянно находящегося на грани голода, вызывал враждебность и презрение. Давным-давно великий дворянин сам вынес смертный приговор своей касте. Рене-Луи де Вуайе, маркиз д'Аржансон, государственный секретарь (1744-47), писал около 1752 года:
Раса великих лордов должна быть полностью уничтожена. Под великими лордами я понимаю тех, кто обладает достоинствами, имуществом, десятиной, должностями и функциями, и кто, не имея заслуг и не будучи обязательно взрослым, тем не менее является великим, и по этой причине часто ничего не стоит..... Я заметил, что порода хороших охотничьих собак сохраняется, но как только она портится, с ней покончено.15
Именно эти лорды, богатые, гордые и зачастую бездеятельные, стали инициаторами Революции. Они с нежностью вспоминали времена до Ришелье, когда их орден был правящей силой во Франции. Когда парлементы заявили о своем праве отменять королевские эдикты, дворяне рода и шпаги объединились с дворянами мантии - наследственными магистратами - в попытке подчинить себе короля. Они подбадривали ораторов Парламента, поднимавших крик о свободе; они поощряли народ и памфлетистов осуждать абсолютную власть Людовика XVI. Мы не можем их винить; но, ослабив власть монарха, они сделали возможным для Национального собрания 1789 года, контролируемого буржуазией, захватить суверенитет во Франции. Дворяне бросили первую лопату земли, которая вырыла им могилу.