Если вы оставите меня в этом великом предприятии, я буду работать один на благо моего народа..... Я буду считать себя единственным их истинным представителем. ... Ни один из ваших планов или действий не может стать законом без моего прямого согласия..... Я приказываю вам немедленно разойтись и завтра утром отправиться каждому в зал своего ордена для возобновления обсуждений".68
Когда король удалился, большинство дворян и меньшинство духовенства покинули зал. Маркиз де Брезе, церемониймейстер, объявил оставшимся депутатам, что такова воля короля, чтобы все покинули зал. Мирабо дал знаменитый ответ: "Месье, ... у вас здесь нет ни места, ни голоса, ни права говорить. Если вам поручено заставить нас покинуть этот зал, вам придется просить приказа о применении силы, ... ибо мы не покинем своих мест иначе, как под действием штыка".69 Это заявление было поддержано общим возгласом: "Такова воля Собрания". Де Брезе удалился. Местным войскам был отдан приказ очистить зал, но некоторые либеральные дворяне убедили их не предпринимать никаких действий. Рассказав о ситуации, король сказал: "Ну и черт с ним, пусть остаются".70
24 июня Юнг записал в своем дневнике: "Брожение в Париже не поддается воображению; десять тысяч человек были весь этот день в Пале-Рояле. ... Постоянные собрания там доведены до такой степени разнузданности и ярости свободы, что едва ли можно поверить".71 Муниципальные власти были не в состоянии поддерживать порядок, поскольку не могли положиться на местных "французских гвардейцев"; у многих из них были родственники, которые разъясняли им народное дело ; некоторые из этих солдат братались с толпой вокруг Пале-Рояля; в одном из полков в Париже существовало тайное общество, обязавшееся не подчиняться приказам, враждебным Национальному собранию. 25 июня 407 человек, избравших депутатов Третьего сословия от Парижа, собрались и заменили собой королевское правительство столицы; они выбрали новый муниципальный совет, почти все из среднего класса, а старый совет оставил им задачу защиты жизни и собственности. В тот же день сорок семь дворян во главе с герцогом д'Орлеаном перешли в зал Менус-плезир. Победа Собрания казалась несомненной. Сместить ее могла только сила.
26 июня консерваторы в министерстве короля, вопреки мнению Неккера, сообщили ему, что местным войскам в Версале и Париже больше нельзя доверять, и убедили его отправить шесть провинциальных полков. Двадцать седьмого числа, поддавшись совету Неккера, Людовик приказал дворянским и церковным депутациям объединиться с остальными. Они объединились, но дворяне отказались принимать участие в голосовании, сославшись на то, что мандаты их избирателей запрещают им голосовать в Генеральных штатах по отдельности. Большинство из них в течение следующих тридцати дней удалились в свои поместья.
1 июля король вызвал в Париж десять полков, в основном немцев и швейцарцев. В первые недели июля шесть тысяч солдат под командованием маршала де Брольи заняли Версаль, а десять тысяч человек под командованием барона де Бешенваля заняли позиции вокруг Парижа, в основном на Марсовом поле. Собрание и народ считали, что король собирается разогнать их или запугать. Некоторые депутаты так боялись ареста, что ночевали в зале Menus Plaisirs, а не расходились по домам.72
На фоне этого террора Собрание назначило комитет для разработки планов новой конституции. Комитет представил предварительный отчет 9 июля, и с этого дня депутаты стали называть себя "Национальным учредительным собранием". Преобладающими были настроения в пользу конституционной монархии. Мирабо выступал за "правительство, более или менее похожее на английское", в котором законодательной властью будет Ассамблея, но в оставшиеся ему два года он продолжал настаивать на сохранении короля. Он хвалил Людовика XVI за доброе сердце и щедрые намерения, которые иногда сбивали с толку недальновидные советники, и спрашивал:
Изучали ли эти люди на примере истории какого-либо народа, как начинаются революции и как они осуществляются? Наблюдали ли они, как в результате роковой цепи обстоятельств самые мудрые люди выходят далеко за пределы умеренности и какими ужасными импульсами разъяренный народ впадает в крайности при одной мысли о том, что он должен был бы содрогнуться?73