2. Госпожа дюДеффан
В Европе был только один салон, который мог соперничать с салоном Жоффрена по славе и почитателям. Мы уже изучали карьеру и характер Мари де Виши-Шамрон: как в детстве она приводила в ужас монахинь и священников своим вольнодумством; как она вышла замуж за маркиза дю Деффана, оставила его и уединилась с салоном (1739 и далее), сначала на улице Боне, затем (1747) в монастыре Святого Иосифа на улице Сен-Доминик. Новое место отпугнуло всех философов, кроме одного, который раньше приходил насладиться ее вином и остроумием; д'Алембер остался, будучи наименее драчливым из этой плеяды; остальными ее приверженцами были мужчины и женщины из аристократии, которые были склонны поносить Ла Жеффрина как буржуазию. Когда маркиза ослепла в возрасте пятидесяти семи лет (1754), друзья по-прежнему приходили на ее ужины; но в остальное время она чувствовала одиночество с нарастающим унынием, пока не уговорила племянницу остаться с ней и служить помощницей хозяйки на званых вечерах.
Жюли де Леспинасс была незаконнорожденной дочерью графини д'Альбон и Гаспара де Виши, брата госпожи дю Деффан. Графиня признала ее, воспитала вместе с другими своими детьми, дала ей исключительно хорошее образование и пыталась узаконить ее, но одна из дочерей возражала, и это так и не было сделано. В 1739 году эта сводная сестра вышла замуж за Гаспара де Виши и переехала жить к нему в замок Шамронд в Бургундии. В 1748 году графиня умерла, оставив Жюли, которой тогда было шестнадцать лет, ренту в триста ливров. Мадам де Виши забрала Жюли в Шамронд, но обращалась с ней как с незаконнорожденной сиротой, которая служила гувернанткой для детей. Когда госпожа дю Деффан посетила Шамрон, она была поражена прекрасным умом и манерами госпожи де Леспинасс; она завоевала доверие девушки и узнала, что та настолько несчастна в своем нынешнем положении, что решила поступить в монастырь. Маркиза предложила Жюли приехать и жить с ней в Париже. Семья возражала, опасаясь, что дю Деффан устроит узаконивание Жюли и тем самым даст ей право на долю в поместье Альбон. Маркиза пообещала, что не станет так обижать своих родственников. Тем временем Жюли поступила в монастырь (октябрь 1752 года), но не в качестве послушницы, а в качестве пансионерки. Маркиза повторила свое предложение. После года колебаний Жюли согласилась. 13 февраля 1754 года маркиза прислала ей странное письмо, о котором следует помнить, оценивая дальнейшие события:
Я представлю вас как молодую леди из моей провинции, которая намерена поступить в монастырь, и скажу, что предложил вам жилье, пока вы не найдете подходящий вариант. С вами будут обращаться вежливо и даже с комплиментами, и вы можете рассчитывать на то, что ваше самоуважение никогда не будет оскорблено.
Однако... есть еще один момент, который я должен вам объяснить. Малейшая хитрость, даже самая пустяковая, если бы вы применили ее в своем поведении, была бы для меня невыносима. Я от природы недоверчив, и все, в ком я обнаруживаю лукавство, становятся для меня подозрительными, пока я не потеряю к ним всякое доверие. У меня есть два близких друга - Формон и д'Алембер. Я страстно люблю их, но не столько за их приятное обаяние и дружбу, сколько за их абсолютную правдивость. Поэтому вы должны, моя королева, решиться жить со мной с максимальной правдой и искренностью. ...Вам может показаться, что я поучаю, но уверяю вас, что я никогда не делаю этого, кроме как в отношении искренности. В этом вопросе я не знаю пощады".94
В апреле 1754 года Жюли переехала жить к мадам дю Деффан, сначала в каретном сарае, затем в комнате над апартаментами маркизы в монастыре Сен-Жозеф. Возможно, по предложению мадам герцог д'Орлеан назначил ей пенсию в 692 ливра.95 Она помогала слепой хозяйке принимать и рассаживать гостей на салонных собраниях; она скрашивала их приятными манерами, быстрым умом, свежей и скромной молодостью. Она не была красавицей, но ее яркие черные глаза и насыщенные каштановые волосы составляли привлекательное сочетание. В нее влюблялась половина мужчин, даже старый верный кавалер мадам, Шарль-Жан-Франсуа Эно, председатель суда по расследованиям, которому было семьдесят, он постоянно болел и всегда был рубиновым от выпитого вина. Жюли принимала их комплименты с должным вниманием, но даже в этом случае маркиза, вдвойне чувствительная из-за своей слепоты, должно быть, чувствовала, что с ее трона ушло какое-то поклонение. Возможно, к этому примешивался еще один элемент: старшая женщина начала любить младшую с такой нежностью, которую не хотела разделять. Обе были сосудами страсти, несмотря на то что маркиза обладала одним из самых проницательных умов того времени.