Только оставшись один, в маленькой, но уютной комнатке, сняв одежду, умывшись и обтерпевшись мокрым полотенцем, Геральт понял, как он устал за сегодняшний день. Обработав рану на ноге, улегся в постель. Постель была мягкой, пахла мылом и чистотой, хотелось зарыться в нее, закопаться и никогда не вылезать. Он блаженно закрыл глаза, и сразу же воображение нарисовало Ванду. Сон обещал быть приятным, но явь оказалась на много лучше. Ветерок внес в открытое окно аромат ванили и еще чего-то очень приятного. Геральт слетел с кровати и подошел к окну, она стояла вся воздушная и прекрасная в лунном свете, с развевающимися на ветру волосами. Он наклонился, поднял ее, как маленького ребенка и втянул в окно. Она обвила руками его шею, заглянула в глаза. Все тут же растворилось в синеве ее взгляда: и прошлое, и настоящее, и будущие. Прошло мгновение или вечность, пока все снова обрело прежние значение.
Геральт гладил лежащую у него на груди голову Ванды и думал:
«Прости меня, Йен, конечно же, я люблю тебя… Так уж получилось… и надо сказать, очень не плохо. Вряд ли когда-нибудь я увижу вновь эту девушку. А жаль!»
Глава 2
Герцог Флокс проснулся сегодня не в лучшем расположении духа. Он вообще, не любил суету и всякие торжества, даже маленький семейный праздник, на который собирались только самые близкие родственники, всего человек пятнадцать-двадцать, был для него неприятностью, а тут свадьба его собственной дочери — это уже не неприятность, а просто катастрофа.
Он встал, оделся, причесался и критически осмотрел себя в зеркале. Из зеркала на него смотрел мужчина средних лет, с темными с проседью волосами, расчесанными на прямой пробор и зачесанными за крупные слегка оттопыренные уши. Слезящиеся круглые немного на выкате глаза, смотрели грустно и надменно, прямой нос был несколько заострен, а аккуратные усики, с закрученными вверх кончиками красовались над узкими губами. Одет он был во все бордовое, исключение составляло невероятных размеров белое жабо, торчащие вперед, как грудь индюка.
«Ну, что ж, — думал герцог, пытаясь придать жабо, еще более пышный вид, — недурственно я выгляжу. Очень даже, можно сказать, привлекательно».
От созерцания собственной неотразимой, как ему казалось, персоны настроение его немного улучшилось, и возможно сохранилось бы еще какое-то время, но дверь его спальни распахнулась, и в комнату внеслась герцогиня Ливида, уже как семнадцать лет, его законная супруга. Это была не высокая женщина лет сорока, с худенькой фигуркой восемнадцатилетней девушки и роскошной гривой каштановых, отливающих медью волос. За все годы их совместной жизни, герцогу не разу не удалось увидеть ее без густо наложенного макияжа, да он и не стремился, догадываясь, что раз даже, такой густой макияж не делал из нее красавицу, то его отсутствие вряд ли добавило бы ему восторгов. Герцогиня Ливида была не первой женой герцога, до этого он был женат на ее лучшей подруге.
По молодости лет он был очень привлекателен, и пользовался большим успехом у женщин. Пользовался он им совершенно без разбору и абсолютно беспорядочно, но однажды без памяти влюбился в молоденькую графиню Фристину Алази. Его матушка узнав об этом сразу же устроила свадьбу, пока ее сыночек не нашел себе более не подходящую пару. Фристина обладала своеобразной красотой и это, пожалуй, все, что в ней было хорошего. У нее оказался отвратительный капризный характер, к тому же, позже выяснилось, что она еще и бесплодна. Промучившись, пять лет, они развелись, причиной этому послужила лучшая подруга Фристины.
У тогда еще графини Ливиды случилось несчастье, сгорело поместье вместе с «любимым» мужем и она попросила пристанища в доме подруги и утешения. Герцог утешил ее как мог, за этим занятием их и застала однажды Фристина. Позже был громкий развод, потом свадьба и новая жена подарила герцогу двойняшек сына Ардена и дочь Инептину.
Семейство Алази долго не могло простить герцогу позора, но потом некоторые члены семейства пропали, при загадочных обстоятельствах и пришлось, отказаться от мести, в основном потому, что осуществить ее уже было не кому: остались в почтенной семье, только женщины.
Новая герцогиня имела вполне сносный характер и облизывала мужа, как только могла, но как у всех, кто что-то добыл себе не честным путем, ее не покидало опасение, что с ней могут проделать то же самое. Со временем это превратилось в навязчивую идею, и ревность не давала ей покоя. Будучи женщиной хитрой она полностью изучила все слабости мужа и начала играть на них, как на флейте.
В первую очередь, путем легких замечаний, постоянных комплементов и похвалы, она полностью изменила его внешний вид, превратив в нечто совсем не привлекательное для противоположного пола, а то, что вид его стал причиной всевозможных шуток и насмешек, герцогиню совершенно не волновало. Герцог же будучи уверен, что до всего додумался сам, не за что на свете не поверил бы, если кто-то ему сказал, что выглядит он нелепо, напротив, собственная внешность доставляла ему несказанное удовольствие.
Всего остального герцогиня добивалась так же без боя и тем же путем, поэтому герцог считал себя главой семьи, мужчиной с большой буквы, принимающим все решения исключительно самостоятельно.
— Доброе утро, дорогой! Ты выглядишь изумительно! Это жабо так хорошо подчеркивает благородство твоего лица и в то же время придает, хо-хо, несколько шаловливый вид. Ох, какой же ты у меня красивый! Просто чудо! — защебетала герцогиня, рассматривая мужа с головы до ног восхищенным взглядом, — Мне тоже надо привести себя в порядок, мы с Тиной с минуты на минуту ждем модисток. Ну, раз уж ты полностью готов, вот проверь по этому списку, пожалуйста, все ли готово к свадьбе. Я хотела сама, но потом поняла, что лучше тебя никто не справиться с этой задачей. Ведь от твоего внимания никогда, ничего не ускользает. Увидимся позже!
Она исчезла так же стремительно, как и появилась. Герцог взглянул на огромный список, тяжело вздохнул, осознавая бремя свалившейся на него ответственности, и уже направился к выходу, как из под шкафа вылезла большая коричневая крыса, забралась на кровать и принялась чесать ухо.
— Здравствуй, Наира, — еще тяжелее вздохнул герцог, — разве ты не приглашена в качестве почетного гостя? Почему на тебе эта мерзкая крысиная шкура, вместо платья?
Крыса отряхнулась, подскочила и превратилась в светловолосую женщину лет тридцати в роскошном васильковом платье. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не узкий сильно вздернутый нос.
— Здравствуй, Дреас! Я тоже рада тебя видеть! Ты знаешь, зачем я тут и нечего прикидываться. Мне нужен твой ответ и прямо сейчас!
— Нет, нет и нет! Я не могу. Я боюсь и не представляю, куда мне его девать.
— Когда на тебя объявили охоту, он пришел тебе на помощь, сейчас объявили охоту на него, и пришла твоя очередь помогать. К тому же это не просьба, а мое желание. Ты тогда обещал выполнить любое мое желание, вот и выполняй!
— Ох, Наира! На него всегда шла охота, почему же именно сейчас, когда свадьба моей дочери на носу, ты просишь его спрятать?
— Раньше на него охотились лишь кметы с рогатинами, да рыцари со своими сабельками, а сейчас кто-то нанял Белую Прядь. Это очень опасно, для него, для меня, да и для тебя тоже, ведь если ему не помочь он может многое рассказать…
— Ладно, ладно! Убедила! — замахал руками герцог. — Но только после свадьбы!
— Нет, дорогой Дреас, прямо сейчас. Немедленно. Он уже ждет перед твоим замком.
Герцог подскочил к окну и увидел стоящую перед воротами глухую, черную карету. Он застонал, отвернулся от окна, но вместо женщины на постели опять сидела крыса.
— Встретимся в подземелье! — прошипела она, снова юркнув под шкаф.
В замке полным ходом шла подготовка к предстоящей свадьбе. Кругом сновали слуги, портные, цирюльники, прачки и прочие служащие, специально приглашенные для того, что бы хозяева и гости могли блистать на церемонии бракосочетания во всей красе. В большом торжественно украшенном зале, полном суеты и шума, в углу на лавке, поджав под себя одну ногу, сидел Лютик и настраивал свою лютню. За всю свою жизнь он видел уже не одну сотню подобных мероприятий, поэтому ни что не могло его отвлечь от его мыслей: ни крики слуг, ни звон бьющейся посуды, ни даже загоревшийся фартук повара. Тем более что голова его была занята самым важным на сегодняшний день делом — выбором репертуара.