Еще утром миновав Третогор, Атер Сигни был на пол пути в Монтекальво. Получив, от Фольтеста письмо к Дамам Ложи и запомнив все, что надо было передать на словах, он сразу же отправился в дорогу. Тем более, что план задуманный королем, был ему самому, очень даже по душе.
Если Фольтест и правда жениться на его сестре, а Ложа поможет королю снова взойти на престол, избавив страну от ненавистного «упыреныша», то многие его мечты могут осуществиться. Например, граф Лита, наконец-то, вернется в Вызиму из Хагги, вместе со своей прекрасной дочерью Мирабилой и тогда…
Сердце рыцаря сжалось от боли разлуки с любимой. Он не за что на свете не покинул бы ее, но граф заявил, что не потерпит никаких женихов, до тех пор пока не вернет все свои владения. Тогда это казалось не реальным, но теперь… теперь все возможно!
Конь резво поднялся на холм, с которого вся местность была как на ладони. Атер бывал здесь и раньше, он предвкушал увидеть прекрасную картину: утопающую в осенних красках аккуратную Пальяту, но вместо белых стен и соломенных крыш, на него мрачно глядели среди обожженных кустов и деревьев обгоревшие печные трубы. Только нескольким, расположенным в стороне домам удалось уцелеть и теперь все население деревни с вещами и спасенным имуществом приютилось во дворе одного из этих домом.
Рыцарь пришпорил коня и вскоре оказался перед домом старосты, где и собрались жители Пальяты. Увидев его, староста растолкал кметов и кланяясь, предложил гостю отужинать у него в доме.
— Что здесь произошло? — поинтересовался Атер у хозяина дома, присаживаясь на лавку.
— Ох…страшное здеся было, — староста отер шапкой худое морщинистое лицо. — Дамы тута безобразили. Лупили друг друга, аж дым столбом стоял до небес. Пожгли и домов и добра… ах да что там…
— Ты хочешь сказать, что все это устроили Дамы Ложи? — удивился рыцарь.
— Угу.
В дверях появилась жена старосты, невысокая женщина с черной толстой косой ниже пояса. Поставив на стол миску с пирогами и крынку молока, она села напротив гостя и усмехнулась:
— Нашли у кого спрашивать! Вот я вам сейчас все точно поведаю…
— Рисина! — засопел староста.
— А, что? Секрет что ли? — удивилась женщина. — Так вот, приехали значит магички сюда, две их было. Ну, давай спрашивать у людей: где ведьмак остановился? Им сказали что у бабки Лопушины, в хате он ночувал. Они туда. Ой, грохоту там было, аж посуда тряслась, а опосля все стихло. Мы уж думали, поди порешили они сердечного. Тута глядим, еще одна чародейка едет. Такая вся… волосы что облако золотое, и тож про ведьмака интерес имеет. А ей и говорю, мол не волнуйся твои его уже укокошили. А она вся белая сделалась, почем мне было знать, что он ее полюбовник был.
— Да чаво вы эту бабу пустомелю слушаете-то? — возмутился староста, хлопнув шапкой по столу. — Полюбовники ей везде мерещатся! Обычное дело: бабы мужика не поделили. Уж и не знаю, чаво в этих ведьмаках такого…
— Бабы говорят…
— Ой, да помолчи ты балаболка! Говорят они! Навыдумывали небылиц…мужик, как мужик, ничего особенного.
— Ничего особенного? А чего ж из-за него Дамы морды-то бить друг другу стали? Говорю вам, эта золотоволосая слезла с коня и мне повод отдала, а сама к бабкиному дому. Там лошадь ведьмака к плетню привязанная стояла, она ее отвязала, значится, и так спокойно говорит, мол возьми и Малышку тоже, а кобыла ее знает, это точно. Ну я взяла и пошла назад, тута как громыхнуло, бабкин дом на две части треснул и развалился по сторонам. А дальше я не видала — кони потащили еле остановила. А вот бабы…
Женщина осеклась под грозным сопением мужа, но потом махнула рукой и затараторила снова:
— Так вот, значится, когда дом рухнул, стало видать, что ведьмак еще жив, лежит на столе, дергается а встать не могет, потому как веревки невидимые его держат. Золотоволосая и говорит, мол отпущайте его иначе пожгу вас и на части изорву…
— Брехня, — усмехнулся староста.
— А вот и не брехня, — обиделась женщина. — А чистая правда! Бабы врать не станут! И неча зубы скалить…
— Прошу, тебя продолжай, — начал терять терпение Атер.
— И подняла она руки, — продолжила она, обиженно поглядывая на мужа, — и как даст молниями, но мимо, или те отбили, в общем — не попала. Тогда они ей огнем ответили, а она его в сторону откинула и запылала наша деревня. Тут уж всем не до драки стало, побежали хаты да добро спасать, что дальше было ни кто не видел, зато слышали будто гром прям над головой грохотал и в небе искры разноцветные и молнии летали. Долго, это продолжалось, а потом раз и тихо. И тут смотрим, из дыма выбегает ведьмак и полюбовницу свою на руках тащит. Одежа ее дорогая вся в лохмотья превратилась, а ноги и руки будто угли черны. Он несет ее и рыдает, и кричит, мол, не знал он там чегой-то. Рухнул на колени, так что волосы ее огненные по дороге рассыпались, а она глаза открыла, чаво-то на ухо ему шептала, а он…
Женщина всхлипнула и принялась вытирать слезы.
— …а он, — продолжил за нее посерьезневший муж, — рыдал уж больно. А когда ж она померла, так и совсем умом тронулся. Ринулся обратно в дым и пламя, выволок за волосы полуживую чародейку и всадил ей меч ведьмачий прямо в сердце. После взял ту первую, сел на лошадь и уехал в сторону леса. Так-то вот.
— А третья чародейка куда подевалась? — спросил рыцарь.
— А кто ж ее знает? Сбегла поди.
«Да, видимо не в добрый час я попал, — подумал Атер, вставая и направляясь к выходу. — Но раз уж приехал, надо не мешкать»
Рассвет раскрасил небо нежными красками. Чудилось, будто облака — это вовсе не облака, а расположенные вдали голубые холмы. За ними в даль уходит светящаяся дорога, лежащая среди полей и лесов укутанных розовым туманом.
Рута оторвала взгляд от этой чарующей картины и посмотрела на спящего в корзине малыша. Трудно было даже представить, что этот беззащитный ангелочек, когда-нибудь превратиться в свирепое чудовище с налитым кровью взглядом.
Заклинание Йеннифэр продолжало действовать и младенец не просыпался несколько дней. Во сне он несколько раз поел молока из бутылочки, которую мать положила в корзинку вместе со сменой пеленок. Малыш даже не проснулся, когда Рута переодевала его, но ведьмачка понимала, что скоро действие чар закончится и с ужасом думала о том, что делать когда он проснется и закричит требуя молока, которого совсем не осталось. В подтверждение опасений Руты, ребенок высвободил ручку из под неумело стянутой пеленки, и помотав ей немного, успокоился снова.
Шэво сегодня заметно нервничал, прял ушами, широко раздувал ноздри и постоянно косился на развивающиеся по сторонам, сохнущие на длинной палке пеленки, которые ведьмачка выстирала ночью в лесном ручье. Рута усмехнулась, представив себе как должно быть живописно она выглядит со стороны. Просто передвижная прачечная!
— Успокойся, — сказала она ласково поглаживая коня по шее. — Больше мы не поплывем на корабле. Обещаю!
Бесстрашный конь, повидавший не одно чудовище и способный дать отпор стае голодных волков, на воде превращался в пугливую, дрожащую тварь. Причем вплавь он мог пересечь любую реку, но качающаяся палуба корабля или парома, вызывали у него дикий страх, который не могла успокоить даже не хитрая ведьмачья магия. Любая переправа Руте всегда стоила огромных усилий, а в этот раз, когда у нее на руках оказался еще и ребенок, длительный переход на корабле из Цинтры в Метинну, вымотал ее совсем.
Впереди ее ждал долгий путь до Гор Тир Тохаир. Там в Мак-Турге у самого подножья гор в небольшом хуторе без названия, ее должна была ожидать Цири, вернее не только ее.
Цири, казалось, предусмотрела все, но то что чародейка откажется ехать она даже не рассматривала. И если вдруг, за Рутой случиться погоня, то как тогда в одиночку защитить ребенка, ведьмачка не имела не малейшего представления.
Отогнав тревожные мысли, она повернула коня к опушке леса. Осторожно спешилась, что бы не трясти корзину и поставила ее на траву, разобрала конструкцию из палок и пеленок, и принялась разворачивать описавшегося младенца. Все не ладилось в руках, ребенок хоть и не проснулся, но дрыгался так, что запеленать его, казалось не возможным. Рута стала сомневаться, что когда-нибудь снова захочет иметь собственных детей. И это он еще молчит, а что будет когда…?