— Сейчас ты умрешь, Йеннифэр, — кричит Сабрина, сверкая темными хищными глазами. — Наконец-то ты сдохнешь…
Ее слова заглушают раскаты грома. Молния режет небо. Море поднимает огромные волны и с невероятной силой швыряет их на скалы.
Чародейки берутся за руки, вздымают их вверх, заклинание словно удар молота по наковальне, ударяет и отдается нестерпимой болью в голове.
«Великая Мать, помоги!» — крик застревает в горле.
Йеннифэр чувствует как падает, видит как приближается скала и она не в силах, что-либо сделать. Она старается выбивается из сил, но срывается в пропасть и летит… летит, поднимаясь все выше и выше. До нее долетает крик взбешенной Сабрины, сыплющей ей вслед проклятья и пучки молний. Визг курносой чародейки, достающей из колыбели старого потрепанного кота. И только Кейра стоит неподвижно и смотрит растерянным и удивленным взглядом в след, тающей в серых тучах черной чайке с белыми перьями в хвосте.
Ночь с обозом до моря, дальше почти двое суток на корабле до Скеллиге, тянулись так долго, что Геральт на одном дыхании взлетел по крутой лестнице ведущей к храму. Он был зол. Зол на краснолюдов еле плетущихся со своим обозом, на свои неокрепшие ноги за то что был вынужден терять время на отдых, на Плотву, на капитана тянувшего время в ожидании какого-то важного пассажира. Но больше всего он был зол на себя, за то что смертельно боялся посмотреть Йеннифэр в глаза. Боялся так же сильно как и не успеть…
— Йеннифэр… чародейка здесь? — в горле у Геральта пересохло.
Ворота со скрипом отворились и к нему вышла высокая женщина с вытянутым лицом и светлыми волосами.
— Что вам угодно, милсдарь? — спросила она спокойно, прикрывая ворота, из-за которых выглядывала молоденькая жрица.
— Здравствуйте, Модрон Сигрдрифа, — поклонился ведьмак. — Меня зовут, Геральт из Ривии. Я ищу Йеннифэр…мою жену.
Верховная жрица долго и внимательно смотрела на него.
— Пойдемте со мной.
Она быстро пошла вперед, ведьмак последовал за ней. Они прошли сквозь рощицу, затем снова свернули к морю, прошли по узкой каменистой тропинке к небольшой площадке, заканчивающейся крутым обрывом. Медальон на шее Геральта заходил ходуном.
— Здесь на нее напали, — произнесла она с горечью, указывая на торчащие везде каменные сосульки. — Она знала, что вы придете…рано или поздно. Вот, возьмите.
Сигрдрифа протянула ему свиток. Он принял его дрожащей рукой, растерянно глядя на жрицу.
— Я не знаю, что здесь произошло, — ответила она не дожидаясь вопроса. — Йеннифэр исчезла. Мы спрашивали Великую Мать жива чародейка или нет, но Она не сочла нужным ответить.
— Когда это случилось? — хрипло спросил ведьмак.
— Три дня назад.
Он опустился на валун и закрыл глаза ладонью. К горлу подкатил ком досады и боли. Не часто он жалел, что лишен слез. Сейчас жалел.
— Могу ли я чем-то помочь? — участливо спросила жрица.
— Нет.
— Тогда, пожалуй, пойду. Пришло время молитвы. Я буду просить за нее…и за вас. Прощайте.
«Как я мог?…как мог оставить ее? Осёл! Какой же я осёл! — хотелось разорвать грудь, что бы вытащить из нее не дающий дышать ком. — Что мы наделали с тобою, Йен?»
Ведьмак развернул свиток, пахнущий сиренью и крыжовником:
«Геральт!
Прости! Я хотела, подарить нам с тобой счастье, а вышло только горе и боль. Но я не о чем не жалею.
И ты не жалей. У нас есть сын! Понимаешь? Ребенок! Маленький и беззащитный, он нуждается в тебе, ведь только тебя я считаю его настоящем отцом. Пусть я ошиблась в выборе биологического отца, но в тебе уверенна полностью. Воспитай его, вложи в него силу духа, научи жить с тем, что он не такой как другие. Кто сможет сделать это лучше тебя?
Он аниот, чудовище. Ну, и что же? Только от тебя зависит, вырастет он зверем или человеком, только ты сможешь ему передать частичку моей души и открыть в нем мою половину.
Защити его, увези как можно дальше, спрячь и не покидай до тех пор, пока он не сможет самостоятельно дать достойный отпор своим врагам. Передай ему свое мастерство, научи его сражаться и правильно использовать эти знания. Я надеюсь на тебя, Геральт! Мне не на кого больше рассчитывать.
Не вини себя в том, что произошло и не мсти. Не трать на это свое драгоценное время и не рискуй собой. За то время, что я провела в храме, многое изменилось во мне, став матерью — ощутила истинную цену жизни. Теперь я поняла, почему многие из тех немногих чародеек, которым удалось испытать материнство, впоследствии становились целительницами. И как бы неправдоподобно это звучало — я прониклась верой в покровительство Модрон Фрейи.
О многом я бы хотела поговорить с тобой, многое рассказать, но в письме не выразить всего. Я люблю тебя, Геральт! И знаю, что и твоя любовь ко мне не угасла, потому что мы больше чем муж и жена, гораздо больше чем брат и сестра — мы одно целое. Я всегда останусь твоей частью и всегда буду с тобой, независимо от того, займет ли кто-то твое сердце или нет.
Поспеши, к нашему сыну. Я назвала его Инсон, на языке зерров значит: человек. Чародейки не смогут найти его с помощью магии, об этом я позаботилась, но зверь сможет. Его надо остановить. Тебе сложно будет распознать в нем аниота, даже мне не удалось это сделать. Он похож на эльфа, высокий, красивый брюнет, зовут Басто. Удачи.
В глазах Геральта потемнело. Басто! Он сам отдал ему младенца!
Ведьмак вскочил так быстро и неожиданно, что сидящая на скале черная чайка с белыми перьями в хвосте с криком сорвалась с места и взмыла над морем, но он не заметил ее. Он бежал к ожидающему его баркасу.
Глава 11
Прежние интерьеры королевского замка в Вызиме, за время правления Трояна, претерпели серьезные изменения. К уже существующим там картинам и украшениям, добавились еще и те, что так радовали глаз принца в его поместье. Королева тоже внесла свою лепту и по ее заказу лучшие ювелиры изготовили огромное количество бриллиантово золотых бабочек, стрекоз и кузнечиков, которые поблескивали везде со стен и потолков.
Среди всех этой мишуры, важно расхаживали разодетые и расфуфыренные вельможи, оставляющие за собой шлейф амбре духов и немытого тела. Свысока поглядывая друг на друга, они ждали важного сообщения. Что сегодня вечером задумала королева: бал, маскарад или казнь?
В тайне надеясь на то, что Тина пресытившись казнями следующими одна за другой уже несколько дней, наконец-то назначит что-нибудь более веселое и менее тошнотворное, придворные мысленно примеряли роскошные туалеты. Что и говорить, несмотря на то, что двор стал больше походить на сборище отъявленных негодяев, но даже они утомились от каждодневных кровавых зрелищ. Королева же не могла остановиться.
Двенадцать дней минуло с того, как король отбыл в Анхор проследить за строительством нового храма и подготовкой собранной там армии под командованием графа Дилона. Стоило только Трояну покинуть Вызиму, как королева тут же нарушила указ короля, запрещающий больше одной публичной казни в пять дней и начала свои кошмарные развлечения. Нельзя сказать, что король стал более мягким или менее подозрительным, просто последнее время на него навалилось очень много важных забот и проблем. Он даже забросил изобретение пыточных устройств, незаконченные чертежи, которых грудами валялись в его кабинете. К тому же, у него появилась навязчивая идея изменить о себе мнение народа, и помимо выискивания крамолы, занялся постройкой храмов, устройством больниц и учредил три помилования в день. Королевские указы о помиловании стали настолько часто мешать королеве избавляться от неугодных людей, а графу Гинваэлу изводить измену, что оба метались в бессильной злобе, изливая, ее по большей части, друг на друга.
Почему эти двое с первого взгляда возненавидели друг друга? Ответить сложно. Возможно, в силу схожести натур, ревнивых, подозрительных и властных. Каждый пакостил друг другу изощренно и жестоко. Двор разделился на два лагеря. В этом противостоянии сторонники графа гибли публично на эшафоте, а сторонники королевы в тайных застенках сыскной конторы, которой управлял Нобижон.