Граф задумался ненадолго, потирая подбородок и не мигая глядя на пламя, играющее в камине. Ведьмачка сидела напряженная, как струна, осторожно поглядывая на колыбель. Трудно предугадать, как поступит этот разыгрывающий из себя добродетель, фактический правитель Гесо, узнай о том, что ему в руки попал детеныш аниота.
— Все слишком просто и много совпадений, — наконец произнес он. — К тому же волки видели светящийся знак Ложи, когда чародейка открывала портал. С другой стороны, его мог подделать любой другой более-менее способный чародей. Все же не похоже это на Йеннифэр! Гоняться за сбежавшим любовником, словно старая дева, она бы не стала.
Рута безразлично пожала плечами.
— Возможно, вы правы. Честно говоря, меня все это мало интересует, — устало ответила она. — Я хочу провести несколько лет в тишине и спокойствии, вдали от всех этих королей, чародеек, любовников и жен. Цири тоже мечтает только об этом, поэтому позвольте я дальше пойду своей дорогой, встречусь со своей подругой, и буду жить ни кому не мешая и не ввязываясь в неприятности и интриги.
— Конечно, вы можете быть совершенно свободны. Мне бы в голову не пришло, вас надолго задерживать. Хотелось кое-что выяснить, но вижу, что вы и сами мало, что понимаете во всей этой каше.
Он поднялся, хлопнул в ладоши. В дверях показался слуга.
— Сейчас проводишь госпожу в ее покои, а на рассвете велишь седлать ее коня и позови сюда Верф, — приказал ему граф.
— Она уже здесь, — ответил тот.
Почти бесшумно в зал вошла женщина с белыми короткими волосами. Поклонившись Энкелею, блеснула синими глазами в сторону Руты.
— Не откажите в любезности принять мою помощь, — граф с поклоном обратился к ведьмачке. — Пока ребенок маленький и ему требуется молоко матери, Верф будет его кормилицей и поможет вам во всем о чем бы вы не попросили. У нее недавно болезнь забрала ее младенца, поэтому она сама предложила отправить ее с вами.
Волчица подтвердила его слова легким кивком головы, при этом не опустив взгляд полный собственного достоинства.
— Благодарю вас, Энкелей, — улыбнулась Рута, пытаясь скрыть тревогу, и собираясь следовать за слугой в отведенную для нее комнату. — Спасибо за помощь. Хотелось бы, чтобы ребенок ночевал рядом со мной.
— Сейчас Верф его принесет. Отдыхайте спокойно и не о чем не беспокойтесь.
Большак и главная дорога деревни Половинки, упиралась в большой трактир, затем расходились на две дорожки поменьше, огибающие заведение, а после снова вливались в одну, образуя круговой перекресток с трактиром в центре. Дорога шла около пол стае по деревни и дальше тропою уходила в лес. По всей длине дороги, деля ее надвое, красовались пограничные столбы. Дома располагающиеся с одной стороны принадлежали Гесо с другой Мак-Тургу. Пограничные заставы разместились на большаке за сотню шагов до въезда в деревню и столько же после выезда.
В течение доброй сотни лет, этот ничтожный клочок земли являлся спорной территорией двух государств. И вот когда наконец, королям надоело лупить друг друга, а число погибших воинов в тысячи раз превысило число живущих в Половинках кметов, деревню решено было поделить надвое, разделив жителей на подданных разных государств.
Жители, конечно, абсолютно не соблюдали этих условных границ, жили своей жизнью, ходили друг к другу в гости, женились, а на столбах устраивали для детей качели, привязывали к ним коз, вешали фонари, а для поздних посетителей трактира, они частенько служили опорой. Трактир же умышленно выстроили так, чтобы он не принадлежал ни одному государству, поэтому туда часто приезжали купцы и беспошлинно менялись товарами.
Деревня быстро разрослась, многие сдавали купцам комнаты, а то и целые дома, те щедро платили за постой, за счет чего население деревни совсем не бедствовало. Такое положение дел, стало привлекать в Половинки жителей соседних деревень, но не желающие делиться солтысы двух половин, назначили огромных размеров цену за разрешение нового строительства на территории деревни.
В трактире всегда все комнаты были заняты, а трапезная полна народу. Тут и проходили все торговые сделки. Купцы сидели за столами, заставленными кружками, кувшинами, тарелками, чернильницами с перьями, образцами товаров и счетами. Торговля шла шумно и бойко, а дабы избежать скандалов и драк, в трактире держали четверых здоровенных вышибал, и если они вдруг замечали, что за каким-нибудь столом назревает конфликт, тут же без разбора и выяснений выкидывали участников на улицу. Поэтому несмотря на шум и напряженность, все старались вести себя пристойно и по возможности любезно по отношению друг к другу.
Помимо обычного товара, здесь можно было найти такой, что ценится выше золота и алмазов — информацию. Конечно, в общей трапезной торговцы ею не сидели, мало кто, вообще, видел их в лицо, потому как интересующий покупателя вопрос записывался на дощечке и опускался в специальный ящик с прорезью сверху, и глухо заколоченный со всех сторон. Потом приходилось какое-то время ждать, порой бывало что и несколько дней, а затем трактирщик подходил к покупателю держа в руке свиток и называл цену и если тот платил то отдавал ответ сразу же, а если нет то бросал его в печь. Бывало, что другой купец выкупал ответ вместо первого, это случалось среди конкурентов, поэтому обычно свитки в печи не горели, а несмотря на цену, которую не с кем заранее не оговаривали, забирались самим покупателем.
Продаваемая информация не всегда носила только коммерческий характер, поэтому торговую братию здесь слегка разбавляли другие личности, к торговле не имеющие совершенно никакого отношения. То были люди, которым непременно, за любые деньги, надо было знать: «Что? Где? Когда?», а чаще всего «С кем?». В основном это были шпионы, обманутые мужья и наемные убийцы. И тех и других устраивало то, что ни кто не задавал лишних вопросов, а следовательно и не требовал откровенных ответов, и ни кому ничего не приходилось объяснять. Вопрос — ответ. Все!
Конечно же, не на каждый вопрос находился ответ, но уж если находился, то ни разу не оказался бесполезным или ложным. Говорили, будто дело это держат магики, состоящие на службе у главного советника короля Гесо, но слухи эти ни чем не подтверждались и мало кого останавливали.
— Будьте любезны — дощечку, — обратился к трактирщику высокий мужчина, на вид лет тридцати.
Хозяин заведения молча и почти не глядя на незнакомца, протянул ему черную дощечку и мел.
— Благодарю, — пробормотал мужчина и смущенно посмотрев по сторонам, направился к единственному свободному месту в дальнем углу трактира.
«Рогатый, — мысленно усмехнулся трактирщик. — Будь я бабой — тоже сбежал бы от такого».
За много лет работы, он безошибочно мог отличить к какому сословию и роду деятельности принадлежит посетитель. На спор, он даже распознавал с первого взгляда, чем торгует тот или иной купец, а то что тот человек усердно выводящий на доске буквы — брошенный муж, смог отличить бы и ребенок.
Действительно, вид мужчина имел жалкий и растерянный, не смотря на то, что одет он был прилично, черные волосы окуратно зачесаны назад. Лицо немного детское со слегка оттопыренной нижней губой, носило печально виноватое выражение, так же как взгляд широко расставленных карих глаз.
Написав свой вопрос, он медленно, как будто смущаясь, направился к ящику и опустил дощечку в прорезь. Она громко ударилась о дно. Незнакомец, казалось, совсем растерялся, вжав голову в плечи, глупо улыбаясь, виновато заглядывал в глаза купцов, обративших на него внимание.
Трактирщик ухмыльнувшись, покачал головой:
— Прошу, милсдарь, присядьте, подождите. Как только ответят, так я вам сообщу, а пока может откушать, что-нибудь пожелаете.
— Да, конечно. Пива.
Усевшись на прежнее место, мужчина грустно уставился в кружку, полную свежего пенного пива.