Ранета хлопотала над ребенком. Переодевала, перекладывала, а когда он наконец заснул, подсела к ведьмаку на лавку.
— Обед стынет. Поешь, — ласково обратилась она, ластясь к нему будто кошка.
— Давай сперва отмоем и накормим вот этого, — он указал на сидящего в углу эльфа.
Только сейчас заметив Баху, женщина аж вскрикнула, и если бы Геральт не удержал ее, то вышвырнула бы его во двор. Эльф не стал дожидаться тумаков, а мгновенно выскочил на улицу.
— Вот смотрю я на тебя и удивляюсь, — покачал головой ведьмак, — ты вроде не плохая, а ребенка как собаку бродячую в голоде и холоде, да еще в ошейнике остром, на улице держишь.
Ранета вскочила. Сперва глаза наполнились яростью, потом в них заблестели слезы.
— Ты же ничего не знаешь! Если бы не я, его давно повесили, так же как его мамашу. И мне это тоже даром не вышло!
Она резким движением задрала рубаху на спине, открыв рубцы, давно зажившие, но красноречиво говорящие о силе палача и толщине кнута. Опустив одежду она повернула к ведьмаку заплаканное лицо.
— После войны с Нильфгаардом это было. Не большой отряд скоятоелей уходил через наш лес от погони. Всех изловили. Кого четвертовали, кого в озере утопили, а вот его мать на березе повесили. Тогда Баха маленький совсем был, годов пять не больше. Я одна жила в старой хате, что на том краю деревни. Эльфка мне его в огород подкинула и тут-то ее схватили. Ей петлю на шею, а она на меня смотрит, мол сбереги.
Шесть ден я его у себя прятала. Все одно отыскали. По всей деревни меня за волосы волокли, до той поляны где нынче чародейку жечь хотели. Сперва повесить собирались, но потом только высечь порешили. Я тогда дура совсем была, все кричала, мол секите, но дитятю не убивайте.
И секли… кузнец наш плетью, что молотом махал… чуть дух не испустила. Потом болела долго, а этот чертенок за мной ухаживал. Все люди от меня отвернулись. Как завидят бывало, так плюются или смеются, а то и камнем бросят, словно в прокаженную какую. На всю жизнь тот урок усвоила, потому когда Гинох к себе забрал, да женой быть приказал, на все сразу согласилась. И на то что старый, и на то что поганый, и на то что б эльф, собакой дворовой заделался. А куда было деваться-то? Коль слово поперек скажу, так бьет до кровавых соплей. Хоть бы уж околел скорей окаянный!
Геральт потянул ее за руку, усадил рядом и вытер слезы. Она уткнула ему в плечо заплаканное лицо и всхлипнула.
— Он больше не вернется, — гладя ее по голове сказал ведьмак.
Она в ужасе, но с каким-то странным блеском в глазах, отпрянула от него.
— Ты убил его?
— Я дал чародейке нож. Не думаю, что она сохранит ему жизнь.
Женщина закрыла лицо руками и долго сидела так покачиваясь. Геральт ждал.
— Как же мне теперь быть-то? — растерянно глядя, начала она через какое-то время. — А вдруг он вернется и на меня подумает?
— Если такое случиться, вали все на меня, мол ведьмак все это подстроил, а если не вернется, — ласково улыбнулся ей Геральт, — найди себе нормального мужика, нарожай детей…
— Останься со мной! — схватив его руки и умоляюще глядя в глаза воскликнула она.
Грустно вздохнув, ведьмак встал, подошел к печи и прислонился лбом к ее теплому боку. Она приблизилась к нему и прижавшись к печи спиной, прошептала:
— Белая Прядь… ты из-за нее здесь?
Ведьмак ничего не ответил, но она поняла все без слов.
— Пусть так, люби кого хочешь, но сейчас…
Ранета прижалась к нему такая трепещущая, такая горячая.
— Прошу тебя… — шептала она, расстегивая ему куртку. — Пожалуйста!..
Он сдался. Хоть тревога за Руту и возилась в душе, подобно шипастому червю, причиняя боль и страдания, он дал волю желанию. Дал и не пожалел.
Когда вечер заглянул в маленькое слюдяное оконце избы, ведьмак взял одежду Верф и вынес за калитку. Осмотревшись, понял, что волчица прячется в густом ивняке, растущем сплошной стеной у озера. Повесив одежду на одно из деревьев, он отвернулся. Очень скоро Верф стояла перед ним в человеческом облике и одетая. Геральт отметил необычное лицо женщины, с правильными чертами и большими голубыми глазами, красивое, но какой-то дикой красотой, пугающей и притягивающей одновременно. Белые коротко стриженые волосы, будто ежевые иголки, торчали во все стороны, придавая ей еще более хищный вид.
— Что ты задумал? — резко спросила она.
— На другом краю деревни в старой избе, некие Линье и Вэгира, я думаю охотники за головами, держат Руту. Для хорошего заработка им необходима еще и Цири, поэтому Вэгира сегодня отправилась по ложному следу, который я указал. Линье один. Не знаю, что он из себя представляет, поэтому пока я им займусь, ты должна будешь отыскать Руту.
— Когда идем?
— Сейчас.
Из дома послышался истошный крик Ранеты. Оба бросились туда. Вбежав в избу, увидели забившуюся за печь женщину и пятнистого детеныша леопарда, ростом с взрослого волка, лапой пытающегося выковырнуть ее из убежища.
— Мальчик! — позвала Верф.
Детеныш радостно поскакал к ней, смешно раскидывая передние лапы. Первый раз Геральт видел его в этом обличие. Сходство с отцом было очевидным.
— Его мать назвала его Инсон, — сказал он волчице. — Она хотела, что бы он стал больше человеком, чем аниотом.
Усмехнувшись, Верф потрепала детеныша за ухом.
— Сейчас ему не важно, что хочет его мать. Сейчас ему больше нравиться быть животным. Больше возможностей! В обличие зверя он может ходить, бегать и прыгать, а как ребенок, только возиться в корзине и ползать.
Ведьмак понимающе кивнул. Вывел из-за печи испуганную Ранету, постарался успокоить. Женщина дрожала до стука зубов, дурным глазом глядя на маленького леопарда. Налив в кружку немного самогона, он дал ей выпить. Не понимая, что делает, она глотнула и закашлялась, уже более осмысленно взглянув на Геральта.
— Не бойся, он не сделает тебе ничего дурного, — попытался объяснить он. — Нам надо будет отлучиться не надолго. Присмотри за ним.
— Я не останусь с этим чудовищем! — затрясла головой она.
— Прошу тебя, — настаивал он.
Ласково поглаживая, Верф что-то шептала, весело машущему хвостом детенышу. Глаза волчицы светлились такой любовью и счастьем, что можно было подумать, будто это ее собственный сын. Еще немного поиграв, малыш заснул, вновь превратившись в младенца.
— Этот ребенок очень дорог мне, — опять обратился Геральт к более-менее успокоившейся женщине. — Я поклялся его матери позаботиться о нем. Пожалуйста, помоги.
От того, что детеныш снова принял человеческий вид, Ранета полностью пришла в себя.
— Я не знаю кто он и не знаю кто ты! Ведьмаки убивают оборотней, а не носятся с ними как с писаными торбами. Да и знать ничего не хочу! Забирай это чудище и убирайся на все четыре стороны!
— Ранета…
— Ничего ни хочу слышать! Я все сказала.
Такая резкая перемена в ней сильно удивила ведьмака. Совсем недавно он был уверен, что эта несчастная женщина безобидная жертва судьбы и своего мужа, но теперь, перед ним стояла фурия со злыми, колючими серыми глазами и поджатыми губами. Точь-в-точь, как вчера ночью, когда она ждала Гиноха с кочергой в руках. Только сейчас ведьмак вспомнил про эту самую кочергу, так мало вяжущуюся с образом невинной овечки.
— Знаешь милая, оборотень по сравнению с тобой, непорочное создание, — разочарованно сказал он.
— Мне плевать на то, что ты там себе думаешь, — фыркнула Ранета. — Все что хотела, я получила. Остальное не важно.
— История с эльфом тоже ложь?
— Отчасти. Уходите. Даю вам время до утра, потом подниму деревню.
Еще раз грустно взглянув на нее, ведьмак собрал свои вещи и взяв корзину, вышел во двор. Завидя его Баха подбежал и размахивая руками, показывал то на себя, то на ребенка. Геральт догадался, что подслушав разговор с Ранетой, он пытается предложить свою помощь. Оставлять этого смышленого мальчугана в норе, ведьмаку очень не хотелось и он согласился. Вручив ему дитя и дождавшись замешкавшуюся Верф, он направился вон из этого места.