— Вот видишь. Все самое ценное и доброе обязательно надо выстрадать, иначе оно не будет таковым. Слова, увещевания и проповеди доходят в полной мере только до слышащих и ищущих истину, а для тех кто жаждет власти и удовольствий, взывания к совести пустой звук. Она им не нужна, она помеха и терзания. Все что им надо, это ключ к исполнению желаний, остальное лишний груз.
— Но ведь страдают и те кто хочет идти дорогой добра. Почему так?
— Потому, что нет предела совершенству. На определенном этапе, начинаешь воспринимать страдания, не как наказания, но как уроки, и чувствуешь, что каждый хорошо усвоенный урок, это словно преодоление следующей ступени. К тому же ничего не дается просто так, все всегда бывает за что-то и почему-то. Только сам человек в состоянии понять и осознать причину, но для этого надо пролистать всю свою жизнь, проанализировать все свои поступки. Разве станет этим заниматься человек довольный своей жизнью? Конечно, нет. Поэтому не надо спасать мир, пусть переболеет, переживет все напасти, сгорит и возродиться вновь, более чистым и просветленным, чем теперь.
— А что же делать нам? Спокойно взирать на все происходящие или спрятаться в кусты?
— Ты сможешь?
— Нет, — тяжело вздохнула чародейка, опустив мокрые от слез глаза.
— Вот тебе и ответ. Делай то, что считаешь нужным и возможным для себя. Живи своей жизнью, указывай правильную дорогу ищущим путь, и позволь остальным идти выбранным.
Усевшись на пол, чародейка прислонилась виском к холодным, мраморным ногам статуи. Вид у нее был очень подавленный и несчастный.
— Я хочу покинуть Ложу, — прошептала она дорожащим голосом, — но они меня не отпустят. Трисс всегда могла противиться общему мнению, она не боялась, а я боюсь. Так же как тогда в Нильфгаарде. Боюсь и ничего не могу с собой поделать.
— Страх — это не плохо, — улыбнулся мудрец, — он не дает совершать необдуманных, безрассудных поступков. Он заставляет действовать осторожно, просчитывая возможные последствия. Не надо с ним бороться, возьми его в союзники, но не позволяй брать над собой верх, и он поможет выжить, добиваясь своих целей.
Некоторое время молчали. Слышно было только шипение горящих факелов, да протяжный вой лесной голодной твари.
— Через три дня я неспешно отправляюсь в Вельгад, — нарушил молчание Борисий. — Там в конце блатхе намечена встреча королей Северных королевств. Попытаюсь вразумить их не ввязываться в войну.
Ассирэ усмехнулась, затем глаза ее засветились радостью.
— Филиппа сегодня предложила мне присутствовать на этом сборе и просить Север оказать нам военную поддержку. Я ответила, что подумаю. Пожалуй, надо согласиться, ведь лучше меня никто не сможет провалить это дело! Не хватало еще весь мир утопить в крови, лишь бы самим удержаться у власти.
Улыбнувшись священник, заботливо поправил воротник ее мужского плотного костюма, взял за руку. Волна чего-то сладкого, но давно забытого поднялась, накрыла с головой, отчего сердце чародейки бешено заколотилось. Она не стала сопротивляться, позволила себе тонуть захлебываясь счастьем, словно юная дева, не знавшая еще ни любви, ни разочарования.
Круглое большое зеркало отражало лицо красивой большеглазой девушки, совершенно не похожей на обезьянью физиономию оригинала, любующегося своим, как ей казалось, отражением. Это чудо-зеркало подарила королеве чародейка, внушив, что это единственное правдивое на всем белом свете стекло. Тина поверила в эту чушь сразу же, Филиппе даже почти не пришлось воспользоваться магией, после чего все зеркала во дворце были уничтожены, за исключением маленьких зеркалец в карманах придворных дам и огромного зеркала в спальне короля.
Трояна, как ни странно, собственная внешность вполне устраивала, а в полном королевском облачении, доставляла несказанное удовольствие. Он готов был любоваться на себя часами, правда теперь заниматься этим было совершенно некогда. За заботами связанными с предстоящей военной компанией, и решением неотложных внутренних и внешних политических проблем, Троян казалось вовсе забыл о своем внешнем облике, и больше походил на заросшего торчащей в разные стороны светлой щетиной хряка, оставляющего за собой такой тяжелый дух, что даже солдаты, сами не блещущие чистотой своих тел, закрывали носы и морщились.
Тине же муж стал настолько омерзителен, что она старалась как можно меньше с ним пересекаться. Благо, что большую часть времени он проводил в войсках, предпочитая общество грубых вояк — льстивым придворным, а кибитки полковых шлюх — мягкой постели королевы.
— Хороша! — восторженно всплеснула руками, сидящая рядом с Тиной, белокурая женщина преклонных лет.
— Да, вижу, Исинора — самодовольно подтвердила королева.
Еще раз поправила прическу из сильно начесанных и налаченных жидких волос, в то время как нежная белая ручка отражения утонула в роскошной, вьющийся копне. Исинора, скрывая насмешку поспешила опустить глаза. За много лет проведенных при дворе, она прекрасно справлялась со своей мимикой, и под стать хорошей актрисе могла мгновенно менять маски, но выражение глаз не всегда успевало за этими переменами.
— Ох, не знаю, кого бы сегодня выбрать? — с трудом оторвав взгляд от «своего» отражения, королева перевела его на несколько стоящих на полу корзин с цветами. — Все они очень симпатичны и милы.
— Я слышала, будто королева Венгерда, покойная бабушка Недомира Каингорнского, когда не могла выбрать, приглашала всех, — хитро подмигнула Тине придворная дама.
— Всех!? Нет это слишком! — усмехнулась королева. — А вот парочку-троечку…
— Тогда все равно надо выбирать.
— Сделаем так: я закрою глаза, и буду указывать на корзины и говорить «да» или «нет», а ты будешь отставлять одни вправо, другие влево.
— Как будет угодно Вашему Величеству.
Усевшись поудобнее, Тина завязала себе глаза платочком и театрально выставив руку вперед принялась указывать то на ту корзину, то на эту. Исинора же не обращая внимания на королеву, выбрала три плетенки, которые считала нужными и отставила вправо.
— Ну вот и все, — деланно тяжело вздохнула Инептина. — Оповести эту троицу о выпавшем им сегодня счастье и позови Люлю.
— Сею минуту.
Пожилая дама присела в реверансе и медленно направилась к двери. Как только ее лицо стало не доступно для глаз королевы, маска восхищения тут же слетела с него, открыв полное презрение и отвращение. К бесконечным оргиям, мерзкому распутству и еще целому списку отвратительных развлечений Тины, она уже привыкла и почти не обращала внимания, но эту заносчивую выскочку Люсильду, бывшую торговку булочками на выземском базаре, которую королева приблизила к себе и одарила титулами, Исинора на дух не переносила. Пройдя немного по коридору, женщина остановилась у двери и постучала, и тут же ее лицо приняло добродушное выражение.
— Войдите! — послышался из покоев нежный голосок.
— Добрый день, баронесса, — расплылась в любезной улыбке вошедшая. — Ее Величество зовет вас.
Симпатичное личико светловолосой девушки, в отличие от старой опытной придворной дамы, не скрывало ни высокомерия, ни гордыни, ни презрения. Она величественно поднялась со стула и криво улыбнулась большеватым ртом, обнажив слега крупноватые зубы. Нельзя сказать, что это сильно ее портило, возможно если бы макияж был бы не таким ярким, а взгляд не таким нахальным, можно было бы назвать ее хорошенькой.
— Поди, передай королеве, что сейчас буду! — не утруждая себя приветствиями, приказала она.
Опустив глаза, Исинора улыбнулась.
— Я думаю, что вы сами в состоянии о себе доложить, милая баронесса, — не поднимая глаз произнесла она. — А мне необходимо выполнить распоряжение данное королевой.
Девица резко подошла к пожилой даме и вызывающе оглядела с головы до ног. Как бы она не старалась и не пыжилась, вести себя подобающе своему новоиспеченному титулу, но торговка так или иначе всегда вылезала наружу. Уперев руки в бока, она уже раскрыла было рот, но вдруг передумала.