В первой линии рыцарей почти треть лошадей, как по мановению волшебной палочки, полетели кубарем по земле, давя и подминая под себя всадников. Я ясно различил протянувшиеся к риттерам черные росчерки арбалетных болтов. Вылетели из седла еще несколько всадников, затем еще, но лава неотвратимо приближалась. Полностью погасить атаку не удалось – арбалетчиков мало, да и не всегда болт может прошибить рыцарский и конский доспехи.
Грохот копыт стал заглушать все остальные звуки. Фаланга ощетинилась списами. Первый ряд упер их в землю, второй держал на уровне груди, а третий положил на плечи второму ряду. Четвертый держал пики почти вертикально – с легким наклоном в сторону атаки.
Еще несколько лошадей рухнули на кольях, но основная масса с ужасающим грохотом и треском врезалась в фалангу. Раздались яростные вопли и грязная брань. Истошно ржали кони. На долю секунды железный вал завис над спитцерами: показалось, что уже ничто не сможет остановить закованных в доспехи монстров… и – рухнул…
Проткнутые гранеными остриями лошади с истошным ржанием полетели на землю, ломая себе ноги и плюща всадников. Несколько риттеров, вылетев на полном ходу из седла, грохнулись прямо в середину фаланги, и их сейчас резали, как баранов, наши кутилье. Треть рыцарей каким-то чудесным образом уцелели при первом натиске, и теперь они, поднимая на дыбы своих дестриеров, пытались срубать древки пик.
Защелкали арбалеты, сквозь строй просочились кутильеры и стали рубить коням ноги, а затем резать глотки упавшим вместе со своими скакунами германцам…
Всё!
Глупость на поле боя порождает смерть!
Рыцарская конная атака умерла!
Из кровавой каши вырвался всего один всадник, и то его конь хромал на все ноги, а проскакав всего десяток метров, он и вовсе с жалобным ржанием рухнул на землю.
К нему сразу метнулось несколько кутилье – несколько ударов, протяжный стон… и наступила тишина, прерываемая лишь жалобным ржанием искалеченных лошадей.
– Кр-р-ровавый Кр-р-рест!!! – Над полем боя пронесся страшный рев рутьеров, прервавшийся грохотом рибодекинов, которые германская пехота успела подтащить на дистанцию выстрела.
Свинцовые шарики хлестнули по палисаду. Рухнули не успевшие вернуться в строй кутилье – резали кошельки и снимали доспехи с трупов. Жадность – она того… не способствует долголетию. Осел на землю молчаливый здоровяк Клаас из Гента по прозвищу Кувалда. Пуля попала ему прямо в глаз. Его неразлучный товарищ – Вернер по прозвищу Бритва, зажимая простреленное плечо, со стоном согнулся и повалился на залитую кровью траву…
Со стороны ломбардцев тоже раздавались крики и брань. Второй рибодекин установили как раз напротив них.
Стройные шеренги германских пехотинцев в белых ваппенроках с черным орлом на груди, печатая шаг и лязгая железом, стали неторопливо приближаться, выдерживая строй.
– Уильям, начинайте стрелять! – проорал я шотландцу и, спустившись с редута, встал в строй.
Опять последний и решительный… Когда оно уже закончится?.. Да никогда, наверное.
Не переставая лязгали арбалеты, но дойчи, спокойно перешагивая через своих упавших товарищей, неотвратимо приближались.
Пятьдесят метров…
Двадцать метров…
С позиций ломбардцев раздались лязг и грохот клинков о железо. Там уже сшиблись…
– Re-e-eich!.. – Германцы с воплем перешли на бег и с лязгом врезались в нашу фалангу.
Проскользнув между гранеными наконечниками, я вдавил острие тальвара в раззявленный рот пикинера, одновременно вбив шип баклера в горло его соседа по шеренге… С противным скрежетом сразу две пики ударили в кирасу. Повернувшись боком, соскользнул с них и косыми круговыми махами расчистил вокруг себя место. Принял на баклер удар тесака и срубил руку, державшую его. На обратном махе располосовал бородатую вражью морду и сразу покатился на землю, сбитый с ног чьей-то тяжелой, омерзительно воняющей по́том тушей.
По горжету лязгнул кинжал, а на руку с зажатым баклером наступил башмак из грубой кожи…
Чудом вывернулся и саданул навершием сабли в красную рожу германца, навалившегося на меня и раззявившего в вопле свою пасть, полную черных гнилых зубов. Сбросил его, встал на колени и получил сразу несколько ударов по спине. Молясь, чтобы кираса выдержала, рубанул наотмашь по чьим-то коленям. Заорал от отчаяния и встал на ноги. Крутнулся на месте, срубил руку с топором и распорол горло кнехту.
Попытался оглядеться и приметил лейтенанта ван дер Вельде, который каждым взмахом своего чудовищного цвайхандера прорубал целые просеки в германском строе. Рядом с ним отчаянно вертел глефой Тук и рубились спитцеры, уже давно сломавшие свои пики.