– Знаешь не очень-то вежливо вот так при знакомстве бить людей. – Сказал я вновь спокойно стоявшему чуть поодаль от меня глюку.
– Прости, но мне требовалось это проверить.
– Что проверить? Оторвешь ли ты мне голову или нет?
– Ты же считаешь меня галлюцинацией. Как я мог тебя ударить? – хитро ухмыльнулся рыжий.
– Так это же я сам себя ударил. Сейчас тебе еще что-то не понравиться и я вообще себя убью.
– Нет, тебя спасут. Они уже рядом.
– Меня отпускает? Или что? С чего вдруг ты так подобрел?
– Вы люди вообще ограничены в своих знаниях, но ты при этом еще и упорный до предела. Меня это поражает в тебе. Как ты думаешь, зачем вообще я пришел?
– Чтобы мне весело было умирать?
– Браво! – он фальшиво взмахнул руками. – Впрочем, тебе все равно не понять, зачем я здесь. Тяжело объяснять что-то тому, у кого о предмете обсуждения даже нет подходящих слов в языке. Отложим это на потом.
– Ничего не понял.
– Как ты объяснишь обезьяне то, что ей надо воспользоваться палкой, чтобы облегчить себе труд? Ведь палка просто за пределами ее понимания.
– Не знаю.
– А вот у нас с тобой сейчас вышло.
– Молодцы. Глюки учат обезьян, занимательно.
Рыжий лишь хмыкнул и зачем-то принялся расхаживать по пещере. Мне его присутствие было в тягость. Я начал понимать зверей, которые уходят подальше от места обитания, чтобы умереть. И не понимал этого инстинкта, но ясно его чувствовал. Мне хотелось, чтобы галлюцинации оставили меня в покое, и я спокойно отошел.
– Слушай, я ведь все равно умираю. Может ты пойдешь еще куда-нибудь, к другому умирающему, со мной уже не так весело, не так ли?
– Тебя так пугает смерть? Тебе это простительно.
– А, клевая тактика, теперь ты предложишь мне помереть, чтобы все понять? Что предложишь? Тайны мироздания? Вечная загробная жизнь? Единороги с сиськами?
– Я не рассчитываю на понимание, но мне начинает нравиться твое остроумие в столь критический момент. Это необычно.
– Слушай, а ты можешь выглядеть иначе?
– Не понял тебя?
– Я был женат, там на Земле. Может, тогда будешь выглядеть как моя жена. Мне будет приятно, а тебе наверно все равно.
– Не совсем понял тебя. Ладно, мне пора. Признаюсь, я вполне доволен результатами нашего знакомства. Хоть ты пока не понимаешь всей его сути.
– Все, теперь я умру.
– Нет. Тебя спасут, я же говорил.
Едва он успел договорить, как тут вдруг, откуда сверху упал некий небольшой предмет, он приземлился слегка поодаль от меня и со своего места я не мог его толком разглядеть. Я силился подняться на руках или вытянуть шею, но любое движение телом вызывало боль в ноге, которую я не мог стерпеть. Предмет немного полежал и вдруг загорелся ярким бледно-зеленым химическим светом. Это же походный светильник! Ребята здесь, они меня вытащат!
– Алекс! Алекс! Прием?! – я услышал голос Гарсона, слышно было, что он упорно кричал в микрофон уже не первый час, голос его то и дело подводил, а сам крик уже больше был похож на громкий шепот.
– Гарсон! Я тут! Я здесь! На дне пещеры!
– Алекс! Я слышу его! Он здесь! Травите дальше, быстрей!
Я засмеялся. От радости слезы покатились по щекам. Я орал, смотря куда-то вверх, будто именно так Гарсону будет лучше меня слышно. В голове, конечно, крутилась мысль, что это тоже могут быть галлюцинации. Но тогда это хотя бы будут счастливые последние минуты, а не мучительная смерть от скуки наедине с этим рыжим типом. Да, кстати, где он?
Рыжий тем временем стоял там же где и в самом начале. Но теперь он улыбался.
– Так приятно видеть человеческую радость.
– Ой, иди уже отсюда!
– Понимаю, тем не менее, рад знакомству. Скоро увидимся.
Он скрылся в очередном плотном дымном султанчике и в этот момент сверху и пещеру неуклюже упал Гарсон. Падая, он развеял все эти туманные иллюзии, пропал и желтый дым и рыжий великан, в пещере все вернулось к тому состоянию, в котором пребывало, когда я сюда свалился. Видимо мой мозг мобилизовался, когда появилась реальная вероятность спасения, и вымел из моего сознания все эти галлюцинации. Ну, или это новый виток галлюцинаций, я уж не знаю чему верить.
Может Гарсон и галлюцинация. Но он так мило неуклюже упал на дно пещеры, повалившись на пятую точку. А потом, поднимаясь так заливисто и по родному матерился по-французски, что я любил его больше всех на свете, даже если он и был галлюцинацией.
– Гарсон! Гарсон! Это ты? Это, правда ты? – кричал я, смотря как он поднимается на ноги и подходит ко мне.
– Все совсем плохо? – Гарсон осторожно осмотрел забрало моего шлема, одновременно находясь в такой стойке, чтобы быстро отпрыгнуть от меня, если вдруг я что-то выкину.