Вообще маршевые движки на станции используются только для полетов до места работы. То есть на данной станции он не работал уже много лет, как минимум пару десятков. И Селиванову «повезло» что она просто не развалилась при подаче топлива.
Топливом для современных ракет служит гибридное топливо. Оно представляет собой смесь жидкостей служащих окислителем и топливом, но помимо этого топливо еще находится в твердом состоянии в камере сгорания (отсюда и название гибридное), по консистенции топливно-окислительная масса напоминает желе. Во время пуска пилот запускает подачу топлива, жидкая фаза поступает в камеру сгорания и через пару секунд пилот дает зажигание. Топливо воспламеняется в камере сгорания, так же воспламеняется и твердое топливо, все это с чудовищной силой вырывается через несколько сотен сопел и станция летит куда надо.
Я не специалист, поэтому и говорю об этом настолько скупо и просто. Однако даже я понимаю, что если не включить зажигание, то все топливо просто вытечет из корабля через сопла, собравшись в довольно плотную массу вокруг станции. Что и произошло.
Но дело в том, что на станции работали автоматические стабилизаторы, маленькие двигатели, что удерживают станцию строго на орбите. Один из них сработал, и как назло именно в этот момент, что привело к детонации. Взрыв, скорее всего, был не сильным, он просто не мог быть сильным, так как был ненаправленным. Но этого хватило, чтобы вывести станцию из равновесия и очевидно повредить что-то еще на престарелой станции. Это и привело к трагедии.
Одно только было мне не понятно, резервная система подачи кислорода и двигатели управляются с разных панелей.
– Артем, а как ты собственно…
– Я перепутал их! – глаза у него снова на мокром месте. – Я сидел в кресле пилота и просто по памяти щелкнул тумблер. Только вот память меня подвела. Верный тумблер на неверной панели.
Я уставился в пустоту. Селиванов едет домой. Грубейшая и глупейшая ошибка. Неизвестно какие вообще последствия взрыва. Может быть, там вообще полстанции не работает. Еще и сам покалечился. Лучший пилот в системе будет списан на берег. Как вообще можно было допустить такую ошибку? Даже я, человек, имеющий очень отдаленное отношение к пилотированию, знал, где эти два тумблера. И даже если бы не знал, они подписаны. Ясно и четко, а при подаче топлива еще и раздается зуммер.
Я никак не мог понять, как это произошло. Но решил не высказывать своего мнения, не то время.
– А что твой глаз?
– Глаз? – Артем прикоснулся к повязке и его лицо снова перекосило. – Перес говорит заживет, но зрение сильно упало.
Мне стало очень тошно, и я отвел взгляд куда-то в сторону двери. И только этот момент я заметил, что на пороге стоит Перес. Не знаю, давно ли он тут стоял, но выглядел он глубоко уставшим. Медик уже сжег все свои эмоции, и почти не реагировал на происходящее. Он ничего не говорил, просто стоял, опершись спиной на дверной проем. Артем заметил, что мой взгляд сосредоточен на чем-то позади него и обернулся. Они молча смотрели друг на друга, это был долгий и тяжелый миг. Миг, когда шестеренки чьей-то жизни замерли на секунду, другую, но это вовсе не легкий отдых от бытия на берегу моря, где время как я говорил, идет медленнее.
Кто-то только что выжал сцепление и теперь переключит передачу, это просто пауза перед новым этапом движения. И Селиванову в собственной машине бытия сейчас принадлежит лишь роль пассажира. Ему не светит ничего хорошего на этом новом этапе, но повлиять на собственную жизнь он не в силах, она в руках кого-то другого. Перес смотрел на Селиванова и что-то обдумывал. Видно, что ему предстоял какой-то нелегкий выбор, а он еще и близко не придвинулся к окончательному решению. Именно он сейчас был за рулем, именно ему теперь предстояло решить, что дальше ждет Селиванова.
– Пора? – наконец прервал молчание Артем.
Перес молча кивнул и вышел из послеоперационной, так ничего и не сказав. Селиванов обернулся ко мне, улыбнулся и ласково потрепал по пострадавшей ноге. Когда ко мне вернулась, потерянная из-за сильной боли, возможность видеть, Селиванова в помещении уже не было. Было слышно только, как за стеной чем-то едва слышно гремит Перес. Никаких эмоций в этом уже не было, только профессиональная работа врача. Пока он работал, они не обронили ни единого слова.
В общем, я понимал, из-за чего так скандалили Фрам с Пересом. Фрам наверняка настаивал на том, чтобы Перес признал Селиванова негодным к работе в космосе по медицинским причинам. Отчет об аварии составляется так, что Селиванов ошибся в стрессовой ситуации. Что в прочем не будет подлогом, со станции истекал кислород, это вполне входит в определение стрессовой ситуации.