При этом количество беловодцев, по крайней мере, на первых порах, не столь важно. Гораздо важнее — их качественное углубление в собственный миф, осознание себя коренным северным народом. Только для несведущих людей миф — это нечто абстрактное и отвлеченное, на самом деле он совершенно конкретен и прагматичен. Какие перспективы здесь открываются, показывает даже Закон нынешнего государства «О коренных малочисленных народах Севера и Сибири»:
Члены общины малочисленных народов… вправе использовать для нужд традиционных хозяйствования и промыслов объекты животного и растительного мира, общераспространенные полезные ископаемые и другие природные ресурсы.
А что, если беловодская община докажет, что ее «традиционным промыслом» является добыча нефти или алмазов? И подаст в международный суд иск о том, по какому праву на ее земле хозяйничают московские олигархи и чиновники?
Для славян, которые выберут северный путь, одной из главных задач, несомненно, станет нахождение общего языка. Этот общий язык важен не только для взаимного общения, но и для обретения славянским миром своего собственного голоса в процессе глобализации. Чешскими, словацкими и сербскими активистами в интернете уже начат интересный и актуальный эксперимент по созданию языка Slovio, призванного стать инструментом межславянского общения. Словио, разрабатываемый в кириллической и латинской версиях, не подменяет собой существующие славянские языки, но создает на их основе такой, который становится легко понятен всем славянам. Это колоссальная цивилизационная задача — возможно, если бы она была решена несколько веков назад, история бы не знала множества внутриславянских трагедий. К тому же это лингвистическое творчество выглядит куда более перспективным, чем создание совершенно искусственных языков типа эсперанто и т. п.[78]
В нынешнюю Россию Северославия «невместима». Но, как справедливо заметил Милорад Павич, «продолжительность сна короче, чем реальность, которая снится».
3.5. Белая Индия
Певчим цветом алмазно заиндевел
Надо мной древословный навес,
И страна моя, Белая Индия,
Преисполнена тайн и чудес!
Русскую и индийскую традицию сближает подчеркнутое внимание к трансцендентным вопросам. Индуизм с древнейших времен выработал универсальную формулу проявления трансцендентного (Брахмана) в высшем, внутреннем «Я» (Атмане), освобожденном от всех преходящих атрибутов индивидуального «эго». Только взрыв этого «эго» действительно открывает возможность «быть самим собой».[79] На ином языке это и означает воплощение утопии.
Раннее русское христианство прекрасно знало об этой «метафизической технологии», применяя ее в исихастских практиках обожения. Но при этом — вовсе не считало зазорным знакомиться с соответствующим опытом в индуизме, подчас открывая там удивительные внутренние параллели с собственной традицией. В древнерусской литературе известно апокрифическое «Хождение Зосимы к рахманам», но даже и в рамках светской истории русские первыми из христиан «открыли» континентальную Индию, которую в 1471 году посетил тверской купец Афанасий Никитин. Затем индотибетские мотивы наиболее часто встречаются у староверов-странников. (→ 2–6) Однако в позднем, официальном христианстве они постепенно оказались вытеснены и подавлены внешней «правильностью» догматизма.
Индийская традиция утверждает свое северное, полярное происхождение. (→ 2–1) В книге «Арктическая родина в Ведах» Бал Гангадхар Тилак доказывает, что индоарии пришли в Индию с Севера — только таким образом можно объяснить присутствие в Ведах картин полярных сияний и белых ночей. А значит, они шли через те земли, на которых впоследствии возникла Русь.
Русский исследователь начала ХХ века Александр Барченко независимо от Тилака также создал довольно стройную концепцию древней истории, согласно которой в 5-м тысячелетии до Р.Х. прапредки индоариев во главе со своим предводителем Рамой под воздействием неблагоприятных климатических условий были вынуждены мигрировать с Севера на Юг и, в конечном счете, достигли Индостана. С тех самых пор на Русском Севере осталось немало топонимов и гидронимов с древними санскритскими корнями («инд», «ганг», «рам») — по подсчетам вологодской исследовательницы Светланы Жарниковой, более десятка имен северных рек и озер образованы от этих корней — Индега, Индигирка, Гангрека, Гангозеро, Рамозеро и т. д. Возможно и небольшая каргопольская речка Лакшма также когда-то отражала лик индийской богини красоты Лакшми…
Карельский мистик Юрий Линник ведет эту образную аналогию дальше:
Нельзя ли Кижи уподобить многолепестковому лотосу? На аналогичную роль могут претендовать и наши северные монастыри — Валаамский и Соловецкий: дивно расцветают они над северными водами.
Но яснее всего эту волшебную связь Индии и Руси созерцают поэты. Вот лишь один из глобальных пейзажей пророка Белой Индии Миколы Клюева:
Близость орнаментов, символов, мотивов в искусстве Русского Севера и различных народностей Индии поражает воображение. Это же касается и языкового родства. Множество аналогий с санскритом в европейских языках нагляднейшим образом демонстрирует индоевропейскую общность — при этом максимальное число схождений приходится на славянские языки и близкий к ним литовский. Оказывается, что самые «фундаментальные» русские слова имеют санскритские корни: ведать — от Веды, знать — от джняна, будить, пробуждать — от Буддхи, живой — от Шива (Ziva — dzivais, лит.) и т. д.
В «Авесте» прямо указывается, что прародина человечества Арьяварта (земля предков, страна благородных) была когда-то светлой прекрасной страной, но злой дух наслал на нее холод и снег, солнце стало всходить над ней всего лишь один раз в год, и по совету богов люди ушли оттуда. Не с тех ли пор в Тюменской области остался город Нижневартовск?
Как утверждает загадочное, первоначально составленное на санскрите, и, разумеется, не признанное жрецами позднего христианства «Тибетское Евангелие», Христос за свою земную жизнь совершил единственное и самое далекое паломничество — в Индию и Тибет, где провел половину или даже больше из того, что Ему было отпущено провести на земле. Этот весьма длительный период странным образом полностью «выпал» из Его жизнеописаний на страницах ортодоксальных Евангелий. Там история Христа прерывается на отрочестве, а затем возобновляется сразу в возрасте 30 лет, после чего уже евангелисты скрупулезно описывают едва ли не каждый прожитый Им день. А об этих 16 или 18 «потаенных» годах земной жизни Спасителя у Матфея, Марка, Луки и Иоанна нет и упоминания.
В «Тибетском Евангелии» говорится, что Исус пришел в Индию «шелковым путем» с торговым караваном из Палестины, описывают, как Он, которого в Индии назвали Иссой, жил среди джайнов и брахманов, изучал Веды, потом путешествовал по Тибету, бывал в священных для индуистов Бенаресе и Джаггарнате. А объявился Исса в Индии в знак благодарного ответа на то, что первыми поклониться Сыну Божьему в Вифлеем пришли именно волхвы с Востока — индийские риши.
Эту таинственную взаимосвязь традиций чувствуют даже церковные иерархи — точнее, самые проницательные из них, оказываясь порою куда более духовно широкими людьми, чем самоуверенные светские «традиционалисты». Вот что вспоминал служивший в Лондоне Митрополит Сурожский Антоний:
Мне вспоминается разговор, который в тридцатые годы у меня был с Владимиром Николаевичем Лосским. Он тогда был очень отрицательно настроен против восточных религий. Мы это долго обсуждали, и он твердо мне сказал: «Нет, в них истины нет!» Я пришел домой, взял книгу Упанишад, выписал восемь цитат, вернулся к нему и говорю: «Владимир Николаевич, я, читая святых отцов, всегда делаю выписки и пишу имя того, кому принадлежит данное изречение, а вот тут у меня восемь изречений без авторов. Можете ли Вы «по звуку» их узнать?» Он взял мои восемь цитат из Упанишад, взглянул и в течение двух минут назвал имена восьми отцов Православной Церкви. Тогда я ему сказал, откуда это взято. Это послужило какому-то началу пересмотра им этого вопроса…
78
Возможно, этот процесс окажет свое расширительное влияние и на реальные славянские языки, приблизив их к своей единой исходной матрице. В том числе и на «великий и могучий…» Такие эксперименты порой проводятся и не только в интернете — например, в академическом сборнике «Севернорусские сказки» часто используется белорусская буква «ў» (у краткое) — ходиў, делаў — гораздо точнее отражающая исконное северное, поморское произношение, чем «правильное» написание. В живом, мелодичном северном языке гораздо больше звуков, чем могли произнести византийские монахи.