— Что случилось? — спросила она. — Ты еще не пьян, да и я тоже.
— Обычный приступ, — ответил я. — Иногда со мной такое случается. Эту болезнь я подцепил на островах.
— Я видела лицо, — сказала она. — Может быть, на полу, а может — в голове. Лицо старика. Воротник его одежды был зеленым, и он был похож на тебя, только борода седая.
Я шлепнул ее.
— Врешь. Не могла ты…
— Я говорю только то, что видела! И не бей меня! Я не знаю, что это значит! Кто он?
— Думаю, мой отец. Боже, как странно…
— Что случилось? — повторила она.
— Чары, — ответил я. — Иногда они обрушиваются на меня, и тем, кто рядом, кажется, что они видят отца или на стене, или на полу. Не беспокойся, они не заразны.
— Чушь, — отрезала Лоррейн. — Ты все врешь.
— Знаю. Только прошу, забудь об этом.
— Почему же я должна забыть?
— Потому что я нравлюсь тебе, — пояснил я. — Помнишь? И еще потому, что завтра я должен вздуть Харальда.
— Верно, — согласилась она.
Меня снова затрясло. Она взяла одеяло с кровати и набросила мне на плечи. А потом налила вина, я выпил. Она села рядом, прислонилась головой к плечу, я обнял ее. Снаружи бесом взвизгнул ветер, часто забарабанил прилетевший с ним дождь. И вдруг словно кто-то постучал в ставни. Лоррейн слегка взвизгнула.
— Не нравится мне эта ночь, — объявила она.
— Мне тоже. Придвинь сундук к двери, одного засова может быть мало.
Пока Лоррейн выполняла мою просьбу, я развернул кресло так, чтобы сесть лицом к единственному окну. Достал из-под кровати Грейсвандир и обнажил его. Потом погасил все огни в комнате, оставив только свечу по правую руку от себя.
И снова сел, положив клинок на колени.
— Что мы делаем? — спросила Лоррейн, усаживаясь слева от меня.
— Ждем, — отвечал я.
— Чего?
— Не знаю, просто ночь такова… Что-то должно случиться.
Она вздрогнула и прижалась ко мне.
— Знаешь, тебе лучше уйти, — сказал я.
— Знаю, — ответила она, — только я боюсь выйти из комнаты. Здесь ты сумеешь защитить меня, ведь правда?
Я покачал головой:
— Не уверен, сумею ли я защитить и себя самого.
Она тронула Грейсвандир.
— Что за дивный клинок!.. Никогда такого не видела.
— Второго такого и нет, — промолвил я.
Рука моя чуть подрагивала, и клинок слегка поворачивался, отражая свет. Меч то казался залитым нечеловеческой оранжевой кровью, то лежал на моих коленях белый как снег, то розовел женским соском и подрагивал вместе с моей рукой.
Я гадал, как сумела Лоррейн увидеть во время попытки контакта то, чего не видел я сам. Она просто не могла придумать ничего столь подходящего случаю.
— Есть нечто странное и в тебе, — сказал я.
Она помолчала, пока пламя свечи не колыхнулось несколько раз, затем произнесла:
— У меня есть второе зрение. Слабое. Моя мать видела лучше, и мне говорили, что моя бабка была колдуньей. Но я ничего такого не умею. Ну, почти. Давно уже не пробовала. Если я ворожу, то всегда теряю больше, чем получаю.
Потом она умолкла, и я переспросил ее:
— Что ты имеешь в виду?
— Я приворожила к себе моего мужа, — ответила она, — и кем он оказался? Не пытайся я ворожить, была бы много счастливей. Я хотела хорошенькую дочку… а случилось совсем другое…
Лоррейн вдруг умолкла, и я понял, что она плачет.
— В чем дело? Я не понимаю…
— Я думала, ты знаешь…
— Нет, боюсь, что нет.
— Она-то и была тем ребенком, которую нашли мертвой в Кругу Фей. Я думала, ты знаешь…
— Сожалею.
— Как я хотела бы, чтобы у меня никогда не было ни крохи этого дара!.. Теперь я не пользуюсь им. Но он не покидает меня, приносит знаки и видения — и никогда о том, что я могу изменить. О, если бы только оно оставило меня и смущало кого-нибудь другого.
— Вот этого-то и не будет, Лоррейн. Жить тебе с этим до конца.
— Откуда ты знаешь?
— В прошлом я знавал таких, как ты.
— И у тебя тоже есть дар, так?
— Да.
— Значит, и ты чувствуешь, что снаружи есть нечто?
— Да.
— И я чувствую. А ты знаешь, что оно делает?
— Ищет меня.
— Я тоже чувствую это. А зачем?
— Может быть, чтобы испытать мою силу. Оно знает, что я здесь. И раз я — новый союзник Ганелона, оно хочет разобраться, кто я и что из себя представляю…
— Это сам рогатый?
— Не знаю. Впрочем, не думаю.
— А почему?
— Если я действительно могу погубить эту тварь, едва ли она будет искать меня здесь — в твердыне своего врага, без помощи и поддержки. Должно быть, это кто-то из ее слуг. Может быть, уж не знаю как, именно поэтому призрак отца… не знаю. Если посланец сумеет найти меня и открыть мое имя, рогатый будет знать, к чему готовиться. Если он сумеет войти и убить меня — проблема решена. Если же я убью посланца, это откроет хотя бы столько о моей силе. Что бы ни случилось, рогатый извлечет из этого выгоду. И ему пока незачем рисковать собственной черепушкой.
Мы ожидали в полутемной комнате, минуты сгорали в пламени свечи.
— Что ты имел в виду, когда сказал «откроет мое имя»? Какое имя? — спросила Лоррейн.
— Имя того, кто почти не пришел сюда, — ответил я.
— Значит, оно может откуда-то знать твое имя?
— Не исключено, — ответил я.
Лоррейн отодвинулась подальше.
— Не пугайся, — сказал я, — я тебе вреда не причиню.
— Я все равно боюсь, и ты причинишь мне вред! — ответила она. — Это я знаю! Но я хочу тебя! Почему я хочу тебя?
— Понятия не имею, — ответил я.
— Что-то бродит там, за окном! — в легкой истерике крикнула Лоррейн. — И все ближе! Ближе! Слушай! Слушай!
— Заткнись! — рявкнул я. Холодные мурашки побежали по спине, петлей сдавило горло. — Скорей, прячься туда, за кровать.
— Я боюсь темноты, — пожаловалась она.
— Живей, иначе я оглушу тебя и сам туда запихну. Здесь ты будешь только мешать.
Взмахи тяжелых крыльев заглушили рев непогоды. О камни что-то заскрежетало, и Лоррейн рванулась исполнять мой приказ.
И тут на меня уставилась пара кровавых сверкающих глаз, стремившихся заглянуть прямо в душу. Я отвел взгляд. Тварь стояла перед окном на карнизе и разглядывала меня.
Более шести футов было в ней, изо лба выступали громадные ветвистые рога. Нагое бесполое тело как пепельно-серый мундир, громадные крылья исчезали в ночи за окном. В правой руке тварь сжимала короткий тяжелый меч из темного металла, на котором плясали руны. Левой рукой она вцепилась в решетку.
— Входи себе на погибель, — крикнул я и поднял меч.
Существо хихикнуло, фыркнуло, хихикнуло снова. И попыталось опять заглянуть мне в глаза, но я отводил взгляд: если оно поглядит подольше, то узнает меня — как те кошки. Потом оно заговорило, словно фагот, выдувая слова.
— Ты не он, — сказало оно. — Ты меньше и старше. Но… клинок… он может быть его. Кто ты?
— А ты кто? — спросил я.
— Стригаллдвир мое имя. Призови меня, чтобы я мог выесть твое сердце и печень.
— Призвать? Да я и выговорить-то его не смогу. А от моего цирроза у тебя будет несварение желудка. Убирайся!
— Кто ты? — повторило оно.
— Мисли, гамми гра’дил, Стригаллдвир! — воскликнул я, и тварь дернулась, словно от пинка.
— Ты хочешь изгнать меня столь простым заклинанием? — спросила она, вновь став на карниз. — Я не из низших существ.
— Но и такое доставляет тебе кое-какие хлопоты.