Хотя кое что в комнате насторожило даже меня. Не так уж и много барахла было вокруг.
— Ты что, прибрался у меня в комнате? — удивилась я, оглядываясь.
— Немного.
— И что это должно значить?
Разбросанная до моего ухода в душ одежда теперь была аккуратно сложена на краю (заправленной!) кровати. Хлам на моем компьютерном столе был разобран, тетради и учебники укомплектованы в миниатюрные, эстетичные на вид стопки.
— Ты даже все части «Гарри Поттера» в хронологической последовательности выставил! — заметила я, усмехаясь.
— Прости. — смутился он.
— За что?
— Ну, — он замялся. — Люди обычно не любят, когда я так делаю. Это вмешательство в личную жизнь.
— У меня нет личной жизни. — пожала плечами я. — Так что спасибо.
Он с минуту внимательно смотрел на меня, анализируя каждый дюйм, словно разведчик на секретной военной базе где-нибудь в Нью-Мексико.
Я в это время старалась не очень часто моргать и сохранять спокойствие.
В конце концов, он отвернулся. Артур стоял перед маленьким диванчиком, вмещающем всего полтора человека. Дырки на нем были скрыты постеленным сверху пледом, а верх его венчал небольшой стенд, обвешанный кучей фотографий.
— Так много изображений Франции. Ты была там?
— А я похожа на человека, который бывал во Франции? — пришлось скептично оглядеть себя, остановившись взглядом педикюре цвета вырви-глаз. — Если только это не название бара вниз по улице, то нет, я никогда не была во Франции. Это только мечта.
— Почему именно Париж? Есть же Лондон, Берлин или Барселона.
— Потому что «Манию величия»(*) я посмотрела раньше «Шерлока Холмса», — повела плечом я.
Я уставилась на стену, где были запечатлены улицы Парижа, кадры из моих любимых французских фильмов и перечень самых основных предложений на французском, которые я повторяю про себя каждый божий день, в надеже, что однажды они мне пригодятся.
— А если серьезно? — настоял Артур, глядя на меня сверху вниз.
— Не знаю. — разнервничавшись, я начала соскребать старую наклейку с уголка компьютерного стола. — Просто для меня Европа это почти что Нарния. Я немного сомневаюсь в ее существовании. Не верится, что где-то действительно живут люди, которые пьют по вечерам вино вместо пива, обсуждают современное искусство, выкидывают пластик в отдельные урны и знают значение слова «демократия».
Я вздохнула, понимая, как поверхностно это звучит.
Мне не хочется мира во всем мире, идти побеждать бедность, выступать против оружия или возглавлять революцию.
Я просто хочу увидеть эту огромную груду металла, всем известную как Эйфелева башня, походить по Лувру и попить зеленый чай в небольшом баре с видом на Сену. Вот и все, что у меня есть. То, за что я держусь каждый день.
Я знаю, что Артур сейчас скажет. Что я наивный ребенок. Что я придумала и идеализировала мир на другом континенте, где романтики столько же, сколько в выкапывании дождевых червей.
— Tu es magnifique. (*) — проговорил Артур на чистейшем французском, который мне может разве что только сниться.
— Что это значит? — улыбнулась я, мечтая, чтобы он сказал что-нибудь еще.
Говорил, говорил и говорил, не позволяя мне вставить ни одной тупой фразочки, которые так любит генерировать мой мозг.
— Надеюсь, ты однажды обязательно увидишь Париж. Ты словно создана для него.
На эти слова я совсем не аристократично рассмеялась, закидывая голову за плечи. Смех у меня — это что-то среднее между злорадствованием Малифисенты и криками голодных чаек над целым косяком анчоусов. За семнадцать лет жизни я с ним так и не смирилась.
— Смешно. — констатировала я, завершив свою истерику покашливанием.
Хотя по его взгляду не казалось, что он шутит. Кажется, он действительно считал, что простушка из Детройта сердцем может принадлежать Парижу.
От мыслей меня отвлек хлопок двери, а затем громкая ругань Мойры, которая, судя по всему, зашла к нам на кухню, чтобы оставить там хоть какой-то запас продуктов.
Романтика момента развеялась сама собой.
— Пойдем, ковбой. — вздохнула я, кивнув в сторону двери. — Нас с тобой ждет еще одна битва.
Спустившись вниз по лестнице я наткнулась на то, что и ожидала увидеть. Мойра стояла посреди кухни и до боли сжимала между пальцев ухо Хайда, отчитывая его за устроенный разгром.
— Лучше бы ты себе в башке такую дырень проделал, Хайд! — повышенным тоном вещала она, а ухо Хайда было краснее самого спелого помидора. — Кто, скажи на милость, теперь будет оплачивать ремонт?
Артур остановился на ступеньку выше позади меня. Его трясущаяся грудная клетка, задевающая мое плечо, говорила о том, что он смеется.
— Да ладно вам, Мойра, — Хайд наконец вывернулся из захвата и успел отскочить в противоположный конец комнаты. — Я же хотел как лучше.
— Тэдди! — Мойра наконец заметила и меня. — Как ты позволила этому случиться? В этой семейке ты единственная, на кого я могу положиться!
Я лишь вздохнула, подходя ближе к перепуганному другу.
— Не мучай Хайда, Мойра. Ему итак сегодня от меня досталось.
— Клянусь, мне становится страшно переступать порог этого дома. В прошлый раз Джек в проходе подвесил разделанную тушу свиньи!
Она все причитала, ни к кому толком не обращаясь, и перекладывала продукты их пакетов в холодильник.
Мойра была типичной представительницей гетто. Высокая, громкая, темнокожая. Она была той, кто мог снять тапочек с ноги и выбить им из тебя всю дурь.
Мы, Картеры, довольно обширное семейство с такой запутанной родословной, что черт ногу сломит. Мойра — биологическая мать Джулиана. С Чарли они развелись много лет назад, когда моему брату было от силы три года. Это был не тяжелый, драматичный развод. До сих пор эти двое остались хорошими друзьями. Чарли с Джулианом остались жить вместе, а тетя вышла замуж за Томаса, хорошего человека, с которым она сейчас растит дочку Айрис. У Чарли следом появился Джек вместе с четырнадцатилетней Маргарет. Они жили вчетвером до тех пор, пока не появилась я. Последняя вступившая в эту секту. Маленькая дрожащая девочка из детского дома.
— А это что за джентльмен? — Мойра указала на Артура, все еще стоявшего за моей спиной.
— Ему уже пора идти!
Не дав Артуру вставить ни слова, я схватила его за предплечье и потащила в сторону выхода.
— Стоять! — гаркнула Мойра, отчего мы застыли на месте.
А ведь свобода была так близко…
— Подойти сюда, сынок. — тетя с призывом махнула ему рукой. — Тэдди вечно таскает в дом только этих двух недоумков, — она указала в сторону надувшихся Хайда и Кары, — дай хоть посмотрю вблизи на приличного молодого человека.
Она взяла Артура за подбородок и повертела его лицо в обе стороны, останавливаясь взглядом на не до конца заживших синяках. Оглядев его с головы до ног, она издала хмыкающий звук. Одобрительный хмыкающий звук.
— И как тебя зовут, милый? — ее улыбка заставила меня громко сглотнуть.
— Артур, мэм, — ответил он, не стушевавшись.
— Ради всего святого, не мэмкай мне! Зови меня Мойра, сладкий, просто Мойра.
Хайд смотрел на меня через всю кухню и со страхом качал головой из стороны в сторону, мол «не дай этой зверюге сожрать бедного Даунтауна».
— Мойра, ему правда пора, — решила вклиниться я. — Он заглянул ненадолго, хочет еще успеть на автобус.
— Не говори глупостей, Тэдди, автобусы будут ходить еще как минимум четыре часа, а я сегодня купила свежего мяса у Стэна. Ребрышки скоро будут готовы, — затараторила Мойра. — Ты же не хочешь опустить шанс попробовать жареные ребрышки, дорогой?
— Нет, мэ…Мойра, — тут же поправился он.
Входная дверь раскрылась, явив дому Джека. Обнаружив на кухне столпотворение народа, он застыл прямо у порога. Без особого удивления он оглядел ущерб, причиненный Хайдом, и даже бровью не повел.
Я всегда поражалась способностью Джека закрывать глаза на любые проходящие вокруг катаклизмы. Он и в эпиццентре землетрясения умудрится выпить бутылку пива и дочитать статью в газете.