Пока они припирались, я устроилась на небольшом промятом диванчике в клиентской зоне.
— Ты разве уже можешь работать? — удивилась я, указывая на гипс, который Китти успела разрисовать бабочками и единорогами.
— Нет. Но постоянно торчать с Карой в одной квартире я тоже не могу. Она с дуру позакрывала окна во всех комнатах. Так что я решил снова поработать над образом.
Я обратила внимание на кепку, под которой Хайд скрывал все свои волосы, и боялась даже предположить, что друг сотворил с прической на этот раз.
Когда Хайд снял головной убор, я обомлела.
— Если что, то волосы не выпали! Я сам их сбрил. — заявил друг, от длинных волос которого осталось меньше половины дюйма.
— Зачем?
— Я сегодня утром видел Стенли. — Хайд уселся на диван рядом со мной. — Снова голого, снова с огромными отвисшими яйцами. Но его не волновали, ни отвисшие яйца, ни дырка на левом носке. И тогда я понял — неважно.
— Что неважно?
— Все. Я целое лето корпел над своей прической, и в итоге все равно был похож на версию Эллен Дедженерес две тысячи седьмого года. Так что в будущем я бы хотел больше заботиться о том, что действительно имеет значение.
— О чем, например?
— Например, о тебе, медвежонок! — он подмигнул, кинув мне в руки пачку мармеладок. — Или о своей сумасшедшей соседке, которая решила зажарить нас заживо. В старости этой карге никто кроме меня и стакана воды не подаст!
Я улыбнулась и, присмотревшись, решила, что новая прическа идет ему куда больше, чем все предыдущие. По крайней мере, они с Карой больше не будут драться за фен по утрам.
— И вообще, у меня для тебя новости! — оповестил Хайд.
— О нет.
— Хорошие новости. Я знаю, что они сейчас нужны тебе, как воздух.
— Ну тогда начинай.
— Во-первых, в Мидтауне теперь официально есть достопримечательность. Над музыкальным магазинчиком через улицу появилась вывеска со словами из песни Джеймса Тейлора, и на ней ещё не нарисовано ни одной свастики.
Я изобразила редкие хлопки, и друг продолжил.
— И я обнаружил ещё одну прелесть в своем райончике.
— Какую?
— Мне вот не нужно платить за «HBO», чтобы посмотреть на декорации места преступления. Достаточно просто выглянуть в окно.
Я слабо кивнула, поглощая одну мармеладку за другой, словно робот, способный выполнять только одну функцию.
— Как ты? — спросил Хайд, давая мне понять, что «прочистка мозгов» уже началась.
— Я съела три пачки кислых червячков. Как ты думаешь? Мне плохо.
— Волчанка.
— Но это правда!
— Тэдди, — устало вздохнул Хайд. — Волчанка.
— Не знаю, — я прикрыла глаза. — У тебя никогда не было такого чувства, словно ты не заслужил? Всего. Словно на твою долю выпало слишком много того, чего выдержать просто невозможно. И лучше бы все это досталось кому-то другому. Кто в силах справиться, пережить это и двигаться дальше.
— Ну нет, подруга. Со мной ты такого трюка не провернешь, — помотал указательным пальцем он.
Мои брови удивленно поползли вверх.
— Я знаю, что ты хочешь сделать. Развести лишнюю драму, сжечь все мосты и жалеть себя до конца своих дней. Все потому что у тебя эта дурацкая привычка сильно себя недооценивать.
Хайд отобрал у меня пачку с кислыми червячками, в которую я вцепилась, как в спасательный круг. Оставшись с пустыми руками, мне пришлось сосредоточиться на друге.
— Ты, конечно же, знаешь, что я редко ошибаюсь. В конце концов, я предсказал развод Бранджелины. Но на этот раз я собираюсь пожертвовать своей кристальной репутацией и заявить, что был неправ. Ты не медвежонок, Тэдди, — заявил он. — Ты самый настоящий гризли, понимаешь? Поэтому я и не боюсь ходить с тобой в подворотнях и посылаю ко всем барыгам в городе. Я знаю, что в экстренной ситуации ты любому порвёшь за меня глотку.
— Это так. Я всегда буду заботиться о тебе, Каре и о своей семье. Но меня беспокоит еще кое-что.
— Что? Я разделаюсь с этим в два счета.
— Я больше никогда не буду счастливой, — выпалила я.
— Будешь, — уверял Хайд.
— Я никогда не полюблю никого больше, чем Чарли.
— Полюбишь.
— Да с чего ты взял?
— С того, что ты всех любишь. Твоё маленькое тельце каким-то образцом вмещает в себя колоссально-огромное сердце, в которое поместятся и Картеры, и мы с Карой, вся «Кинсианьера» и даже отвисшие яйца Стенли (а они у него здоровенные). Ты такой человек. Ты не можешь не быть счастливой. Не можешь не любить. Ты даже разочаровываться в людях не умеешь. Твоим любимым персонажем в «Холодном сердце» так и остался говнюк Ханс. Ты любишь сильно и до конца. С Артуром то же самое.
— Ты не можешь знать.
— Могу. Поверь, еще как могу, — возмутился он. — Ваши надоедливые бескорыстные души не первый день сводят с ума меня, заслуженного грешника в третьем поколении!
— Ну так просвети меня, заслуженный грешник в третьем поколении. Я вот ничего не соображаю. У меня просто голова лопается.
Я уже не отличала черного от белого. Не понимала, где заканчивается ложь, а где начинается правда, когда мы играли в игры, а когда просто были самими собой. Как узнать? Какие чувства были настоящими, а какие — фальшивыми.
— Ох, не хотел я выкладывать все карты на стол. Но да ладно, — как-то нервно произнес Хайд. — У меня нет страховки, Тэдди.
— Да, я знаю.
Иметь медицинскую страховку в Мидтауне — это что-то из разряда невозможного.
— Как, по-твоему, я провалялся полторы недели в больнице, где пичкают обезболивающим, меняют капельницы и кормят по пять раз в день, без страховки?
Я молчала, в уме складывая два и два.
— Вчера почтой пришел чек из больницы с такой кругленькой суммой, что у меня чуть глаза не полопались. Не знаю, как я упустил тот момент, что мне в больнице бесплатно даже пластырь никогда не наклеят. Но после этого извещения уже понял, — Хайд бросил на меня виноватый взгляд. — Кто-то в День независимости выписал на мое имя жирный-прежирный чек, который полностью покрыл все расходы на лечение. И я сильно сомневаюсь, что это был Патрик, потому что мой нищий братец не может себе позволить даже пачку печенья у бойскаутов.
— Что-то я совсем ничего не понимаю…
— Я не думаю, что Артур вел с тобой какую-то игру, Тэдди. Иначе зачем ему оплачивать мои счета, терпеть наши убогие шутки и тусоваться здесь чуть ли не каждый божий день? Это все какая-то ошибка.
— Ошибка, — повторила я на автомате.
— Посмею предположить, — неуверенно начал он, — только предположить! Может быть, есть небольшая доля вероятности того, что мы ему просто-напросто… понравились? Шансы малы, но все же.
— Что насчет его отца? — задалась вопросом я.
Ему мы точно никогда не понравимся.
Хайд фыркнул, закатив глаза.
— А ты свою семейку вообще видела, прежде чем осуждать чужую? Да, он не идеален, но мы все не без придури, понимаешь? Мы Картеры.
Мне вдруг вспомнились слова Артура, которые он сказал мне перед тем, как мы с Адамом уехали от него: «Я буду бороться за тебя. Знаешь, почему? Потому что Картеры не сдаются».
У него действительно каким-то образом получилось стать одним из нас. Чего обычно не случается из соображений очищения кармы. Потому что быть Картером это, скорее, проклятье.
— Как же банкротство?
— Мы его переживем.
— А Чарли? — я снова обхватила себя руками.
На этот вопрос Хайд не нашел никакого ответа и вскоре притих.
Я прошлась взглядом по его побритой налысо голове и по недавно отобранной у меня пачке кислых червячков, которую он начал крутить в руках.
Чарли всем нам заменил отцов, которых у нас никогда не было. Мы все теряем его навсегда.
Есть проблемы, которые не под силу решить даже «прочистке мозгов».
Когда дело касается сердца, нам нужен только спасательный круг.
Глава 24