Тринадцатого августа был день рождения Чарли.
Каждый год он напоминал нам, как ему повезло родиться в один день с Хичкоком (хоть и с разницей в семьдесят лет).
Каждый год он говорил: «Старина Альфред снял «Головокружение», а я только этого облезлое, прожорливое создание с дерева». Это он про Тони, если что.
— Ну вот и все. Я теперь заслуженный старпер, — с этими словами Чарли задул свечи на праздничном торте.
Правда сразу после этого сильно закашлялся. Поэтому с последними непотухшими свечками ему помогла уже я.
— В днём рождения, пап, — я улыбнулась.
— Спасибо, детка.
Джулиан тоже буркнул слова поздравления, и последовало неловкое гробовое молчание.
Юбилей Чарли в прошлом году мы отмечали с размахом. В программе были конфетти, ночные салюты и песни Дианы Росс. Очень много Дианы Росс.
В этот раз масштабы получились совсем другие. Из присутствующих — лишь мы с Джулианом, а из парадных атрибутов — только праздничные колпаки на веревочках и новая скатерть без жирных пятен и дырок, выжженных сигаретами.
Я подарила отцу запечатанную, никем ещё ни разу не послушанную пластинку с песнями Луи Армстронга. За такой редкой партией шестьдесят первого года я охотилась уже несколько месяцев и изъездила ради неё почти весь город.
— Тэдди, не стоило, правда, — сказал отец.
Но заметив, что он прижимает к груди пластинку, как бесценное сокровище, поняла, что все-таки стоило.
Я с вызовом посмотрела на Джулиана. Мы с ним с самого детства каждый год соревнуемся за подарок для Чарли. Кто будет лучше вести себя за столом, кто аккуратнее заправит кровать, кто напишет самое хорошее поздравление. Последние два года я побеждала, попав в яблочко с перфоратором и новой магнитолой для пикапа. Сегодня я была готова подтвердить свой статус чемпиона.
Но Джулиан только помотал головой. Проведя большим пальцем руки по своему горлу, он намекнул, что мне крышка.
— У меня тоже кое-что есть, — прокашлялся он, разыгрывая саму невинность.
Приоткрыв небольшую дверцу кладовки, он вытащил оттуда здоровенный холст, накрытый сверху тканью, и поставил его в центре кухни.
— Я много денег не тратил, — краснея, сообщил брат. — Ни пенни, вообще-то. Все материалы взял на работе и, бывало, оставался там допоздна, чтобы успеть все закончить. Это все несерьезно, конечно. Но в общем, вот.
Когда он убрал нависающую на холст ткань, к глазам у меня начали подступать непрошеные слёзы.
— Боже, Джулиан, — выдохнула я.
На холсте был изображён Чарли. Но не реальный его портрет, а прорисованный какой-то необычной техникой, с цветными штрихами, маленькими пятнами и крапинками. Чарли с картины улыбался моей любимой отцовской улыбкой, которую никогда бы не смогла запечатлеть никакая профессиональная камера.
А Джулиан смог.
Эта работа была прекрасной, и я против воли начала шмыгать носом.
Я ведь даже не знала, что Джулиан такой талантливый. Что он умеет так красиво рисовать и создавать нечто настолько потрясающее.
— Ладно, в этот раз ты меня уделал, — призналась я, утирая нос рукавом своей цветастой водолазки. — Но в следующем году мы еще посмотрим, кто кого…
Одумавшись, я замолчала.
Секунды тянулись вечность, и каждая из них обрушалась на меня огромными булыжниками. Лучше бы они прикончили меня на месте, чем так жестоко истязали, прибивая к земле.
О каком следующем году я говорю? У Чарли может не быть даже следующего месяца. Следующей недели.
Было страшно смотреть на отца. Я знала, что он держался из последних сил, чтобы не заплакать. Как и мы все.
— Спасибо, сынок, — всхлипнув, сказал папа.
Раннее спокойный и отстраненный Джулиан тоже начал вздрагивать от сдерживаемых слез.
— Я люблю тебя, — прошептал Чарли. — Ты же знаешь.
— Да, — брат громко сглотнул. — Я…знаю. И я…тебя.
Договорить он не смог. От бессилия он упал рядом с холстом и прислонился затылком к стене. Его тело содрогалось от рыданий, он беспорядочно ударял кулаком по полу, а Чарли просто сидел тихо, скрыв лицо в ладонях.
Я и сама хотела скулить от отчаяния, но сдерживалась, понимая, что все роли жертв уже разобраны. Кому-то нужно было оставаться сильным.
Подобравшись к брату, я осторожно положила руку ему на плечо, но он резко отполз от меня.
— Нет! — прокричал он в слезах. — Не трогай меня! Не трогай!
Быстро поднявшись на ноги, он умчался по лестнице на второй этаж, оставив меня одну. Застрявшую между Чарли, уперевшим пустой взгляд на пыльный кухонный пол, и ещё одним Чарли, улыбающимся мне с картины Джулиана.
Мое сердце так болело, словно кто-то жарил его на медленном огне до состояния резиновой подошвы.
Краем глаза я заметила, что папа начал подниматься со своего места.
— Нет! — тут же остановила я его. — Я схожу к нему сама. Я все улажу, пап.
Брата не было ни в его комнате, ни в родительской. В итоге он обнаружился запершимся в общей ванной.
— Джулиан, — я постучалась к нему в дверь. — Вернись на кухню.
— Нет, — ответил он, хлюпая носом.
— Ну тогда хотя бы… открой дверь? — упрашивала я.
По ту сторону двери щелкнула задвижка, и мне на секунду стало чуточку легче.
Джулиан сидел на крышке унитаза, уперев руки в колени, а я устроилась на маленьком кучерявом коврике рядом с ним.
— Я больше не могу.
— Что?
— Не могу продолжать это мерзкое притворство, — с трудом проговорил он. — Словно все хорошо, и ничего не происходит. Почему мы и дальше делаем вид? Что солнце светит, птички поют, и папа не умирает?
— Пожалуйста, Джулиан, — я покачала головой. — Не надо все усложнять.
— Это не я все усложняю.
— А кто же тогда?
— Где Джек? — вскинулся он.
— Я не знаю.
— Он вечно где-то пропадает, а мы не знаем. Я думал…я думал, что он хотя бы сегодняникуда не исчезнет. Не бросит нас вот так, понимаешь? Не в день рождения.
— Ты ведь знаешь Джека…
— Нет, не знаю! Почти всю жизнь живу с ним под одной крышей и ничерта не знаю о нем! Так же, как и ты! Ему вообще есть до нас дело?
— Есть.
— Что-то по нему не заметно.
— Конечно, незаметно. Помнишь, как он в прошлом году наступил на гвоздь и даже виду не подал?
— Какого черта ты его защищаешь?! Он разве не сказал тебе, куда мы двинемся после того, как у нас отберут дом?
— Нет.
— В Канаду! В другую страну на другом, мать его, материке, Тэдди!
— Канада не на другом материке, — зачем-то поправила я.
— И с каких это пор ты такая умная? — вызверился Джулиан. — Какая нахрен разница? У него нет никакого плана, вообще ничего нет! Он может спокойно бросить нас или сдать в интернет. Так что с этим придурком я никуда не поеду.
— А куда ты денешься?
— Я пойду своим путём, — решил он. — Вы, если хотите, гребите в свою дурацкую Канаду, а я останусь здесь, в Детройте.
— Не говори глупостей, Джулиан. Ты что, хочешь уйти из семьи?
— Семья? — горько усмехнулся он. — Единственного родного мне здесь человека скоро не будет в живых. А этого жалкого бесчувственного алкоголика я своей семьей считать отказываюсь.
— А я? — в меня медленно противными острыми иглами впивались его слова. — А как же я?
В глазах брата полыхал огонь.
— А мне найдётся место в твоей новой шоколадной жизни? Вы с мажором купите яхту на деньги его дряного папаши и будете рассекать на ней, попивая коктейльчики. Признай, ты не вспомнишь обо мне, даже когда я буду подыхать здесь в ближайшей подворотне. Мне не нужна такая семья, понятно?
— Это неправда! Ты сошёл с ума! Что за чушь ты мелишь?
— Если ты веришь Джеку и думаешь, что все будет хорошо, то ты просто идиотка, Тэдди. Тут уж ничего не поделаешь.
— Достаточно, — в дверях ванны неожиданно появился Чарли. — Мы не разговариваем так с членами семьи.
— Знаю, но…
— Мы семья, Джулиан. Я думал, что давно дал тебе понять. Ни этот дом, ни грузовик, ни счет на миллион долларов в банке никогда не будет дороже семьи. Тэдди — твоя сестра. Всегда помни об этом.