Переплетенные, мы неуклюже ввалились в мою комнату и упали на кровать.
Нависнув надо мной, Артур задыхался уже не меньше меня.
— Красивая, — его указательный палец очертил контур моего лица. — Боже, какая же ты красивая, Тэдди.
— Ты красивее, — я отзеркалила движение, протянув руку к его щеке.
Он поцеловал внутреннюю сторону моего запястья. Прядь волос с его лба нависала надо мной, готовая защитить от всех бед на свете. Как и лес из кедровых деревьев, шишек, сосен, грибочков и камней, покрытых мхом, спрятанный в его глазах. Это два моих личных бункера.
— Не уезжай, ладно? — попросила я. — Ни в какой Оксфорд, ни в какой Лондон. К черту сделку и твоего отца. Останься со мной. Будем жить на улице. И любить друг друга до конца жизни. Давай?
Артур молчал подозрительно, ужасающе и кошмарно долго. Но эта тишина все равно лучше, чем отрицательный ответ, которого я боялась досмерти.
Глава 26. часть 2
В груди у меня стало тесно, и я выбралась из под него, чтобы вдохнуть немного воздуха.
— Просто скажи мне прямо, Артур. Это как пластырь — как бы ни было страшно, лучше срывать его быстро.
— Мы не будем жить на улице.
— Не будем. Ясно.
— Что тебе ясно, Тэдди? — улыбаясь, он покачал головой.
— Что не будет никакого хэппи энда.
— Разве я могу? — Артур обвил вокруг меня руки и усадил к себе на колени. — Оставить тебя без хэппи энда?
Его усмешка пустила в меня лучик надежды.
— К черту сделку! Я очень даже согласен любить тебя до конца жизни, но жить на улице мы не будем.
— Повтори-ка еще раз, — попросила я.
— Я не бросаю учебу, но перевожусь из Оксфорда в Чикагский университет.
— В университет не на другом материке?
— В четырех часах езды от тебя, вообще-то. Так что каждые выходные я буду торчать тут, с тобой, пока ты не выгонишь меня ночевать на улицу.
— Ты перевелся в Чикаго, чтобы не держать Ричарда снова на передержке? Или ради, — я боялась выговорить это вслух, — ради меня?
— Ну конечно же, ради тебя, Тэдди.
— Но почему?
— Потому что я люблю тебя. И я не смогу стерпеть эту разлуку, она убьет меня еще на трапе самолета, понимаешь?
— И твой отец совсем не против?
— Мы с ним пришли к компромиссу. Он не будет забирать дом. И пикап тоже. И не будет мешать нам видеться.
— Но как?
— Ты была права. Кажется, в итоге он действительно любит меня. Хотя ему еще предстоят длинные сеансы с психологом по этому поводу. Теперь ты понимаешь, почему меня так долго не было? Со всеми этими бесконечными бумагами выскакивала одна проблема за другой. Я потратил на международные звонки около тысячи долларов.
Корочка, которой покрылось мое сердце за время отсутствия Артура, начала понемногу отколупываться. Я вся начала оживать, как журчистый ручеек с приходом весны.
— Скажи мне что-нибудь по-французски? — зачем-то попросил Даунтаун, посматривая на стенд вырезанными картинками Эйфелевой башни.
— Что? Нет. Я не буду так позориться.
Это все равно что третьекласснику пытаться удивить Майкла Джордана трёхочковым броском.
— Пожалуйста?
— Мерси, — сконфуженно бросила я. — Мерси боку.
Артур не выглядел особо впечатленным.
— Над твоими навыками нам еще придется поработать.
— Вообще-то я бы могла поговорить с французом.
Точнее с маленьким трехлетним, пускающим слюни французиком.
— Да. Тем более, что у тебя будет такая возможность. Потому что это самые приятные бумажки, которые я держал в руках за последние пару недель, — он достал из внутреннего кармана пиджака конверт с названием авиалинии.
— Нет! — ошарашенно вскрикнув, я слетела с его колен.
— О да!
— Ты сошел с ума?
Даунтаун спустился ко мне на пол. Я была беспомощным маленьким кенгуренком, у которого отказали конечности, а он — самым добрым работником этого зоопарка.
— Полетели со мной в Париж, Тэдди.
В его глазах — ни намека на шутку. Это все правда. Передо мной — Даунтаун. В его руках билеты в Париж.
Борясь со всем своим существом, скандирующим только «Париж! Париж! Париж!», я произнесла:
— Нет.
— Почему нет?
— Чарли, — сказала я. — Я не могу его оставить.
Он отложил билеты.
— На билетах открытая дата. А насчет Чарли, — взгляд Артура притупился. — У него довольно сложная болезнь, но мне известно, что при хорошем лечении, уходе и соблюдении медицинских процедур…он будет жить дольше.
Я подтянула к себе колени, упираясь в них подбородком.
— Ему дают не больше месяца.
— Я смогу дать год, — заявил Артур. — Или два. Или даже больше. Мне только нужно, чтобы вы пошли мне навстречу, позволили помочь вам.
— Ты имеешь в виду, помочь деньгами.
— Да. В конце концов, вы с Джеком облапошили уже не одну партию наивных туристов, из Лондона в том числе. Можешь расценивать в меня в качестве очередного улова.
— Такой крупной рыбины, как ты, у нас еще не было, — проговорила я сквозь слезы.
— Просто я сам поплыл в твои сети. Ты меня заворожила. Я ничего на свете не хочу так сильно, как быть твоей холодной, мокрой рыбешкой.
Я из последних сил грустно рассмеялась. Меня всю трясло.
Артур взял мою руку, поцеловал, а затем прижал к своему солнечному сплетению.
— Твой смех, Тэдди. Он украл мое сердце. Твой настоящий смех. Который ты издаёшь, когда закидываешь голову на плечи или сгибаешься в три погибели прямо посреди улицы, — его пальцы держали мою руку крепко у себя на груди, запечатывая каждое сказанное слово. — В этом мире сотни тысяч закономерностей, и ты каким-то образом не подчиняешься ни одному из них. Это сводит с ума и одновременно заставляет любить тебя ещё сильнее. Поэтому я хочу дать тебе обещание, Тэдди. Чтобы ты больше ни на секунду не усомнилась во мне.
Мое собственное сердце тревожно трепыхалось, пока я смотрела в его серьёзные глаза.
— Я обещаю всегда быть рядом. Вечно напоминать тебе, сколько хромосом у картошки, и изувечивать каждого, кто до сих пор называет тебя «Тэдди-костыль». Я обещаю поднимать тебя, когда ты падаешь. И поверь, я отдаю себе отчёт о том, как часто ты падаешь, когда говорю это. Я никогда не буду осуждать тебя. Сколько бы коров не было на твоих носках, и какие бы ужасные песни ты не напевала в душе. Я обещаю показать тебе Париж. Чтобы ты споткнулась там об каждую торчащую плитку и поперхнулась круассанами во всех кофейнях. Чтобы ты с выпученными глазами спрашивала у меня, как есть устриц и улиток. А если я нарушу хоть одно данное обещание, я клянусь, что сам приду к Джеку с огромной битой и разрешу ему хорошенько себя ей отдубасить. Потому что если я подведу тебя, Тэдди, хотя бы раз — я буду заслуживать сломанного в трёх местах носа и пробитых коленных чашечек.
Мое тельце начало напоминать маленький спичечный коробок. Слишком крохотный для той невероятной, огромной любви, которую я испытывала.
Все во мне поднималось и опускалось. Вверх, вниз. Вверх, вниз. Как морской прибой во время штормового предупреждения.
Я все еще тряслась от обуревавших меня чувств.
— Я увижу Париж?
Мне не верилось.
— Ты не просто увидишь его. Ты его почувствуешь. Потрогаешь, понюхаешь и если нужно, то даже облизнёшь. Ты покоришь его, Тэдди. Беспощадно завоюешь этот город.
— А если я в него влюблюсь?
— Влюбишься в Париж?
— Да.
— Это неизбежно. Но я постараюсь не ревновать. Или хотя бы не слишком сильно.
Артур озорно усмехнулся, каким-то образом покоряя меня еще больше.
Знаете, я, может, не разбираюсь ни в Прусте, ни в Ницше, ни в биографии Теодора Рузвельта, но мне известна одна простая истина:
— Я люблю тебя, Артур.
— Артур? Я целую вечность уговаривал тебя произнести мое нормальное имя, а сейчас хочу услышать другое. Просто, чтобы знать. Что мы — это все ещё мы.
— Артур Кемминг из Восточного Суссекса по кличке Даунтаун. Я люблю тебя.