Блютнер выслушал меня, сплюнул и щербато усмехнулся.
- Балбес, - сказал он. - Чего ты струны рвешь ради этих уродов? Что ты им - нянька, что ли? Твоя работа - наблюдать и заявки вовремя подавать. А сам ты упаришься их выручать. Тоже мне, на все дырки затычка... Целый Департамент на тебя вкалывает, а ты из себя героя корчишь! Балбес...
- Hо ведь... - промямлил я, - время... Там же, в Департаменте, пока разберутся, пока отсортируют... А время...
- Что время-то? - перебил Блютнер. - Тебе темпоральное зрение на что дадено? Деревья гноить? Глянешь наперед, денька так на два-три: ага, вот она, подляночка, уже ждет... И мигом назад - на год, или больше. Отправишь заявку задним числом, пока они до подлянки той доберутся - их там уже спецы будут ждать, из соответствующего отдела. И все в ажуре...
Пораженный до самой деки глубиной своего недомыслия (мне и в модератор не пришло, что темпоральным зрением можно пользоваться в обратном направлении!), я униженно поблагодарил Блютнера за совет и, сославшись на слепое пятно на дистанции в десять дней, осведомился, далеко ли отсюда до Угрюмой Цитадели.
- До какой? Угрюмой? Hет, не слыхал. Мы сейчас из Старой Крепости к Лживому Оракулу направляемся... Hо цитаделей вроде не проезжали. А что, ты говоришь, за слепое пятно такое?
Заверив Блютнера в том, что все это сущие пустяки, я начал прощаться, ибо мои подопечные уже погрузились на паром, а его - двинулись к Лживому Оракулу, но тут во мне шевельнулось беспокойство по поводу Этьена.
- Да, вот еще что! - сказал я. - Этьен... Вон тот парень, видите? Щуплый такой, да... Он как-то странно себя ведет в последнее время...
- Пиши в КПА, - посоветовал Блютнер.
Этим сокращением обозначался Консилиум по Психологическим Аберрациям, где разного рода психам выдумывали обстоятельства возникновения их психозов - тяжелое детство и все такое прочее; проблема заключалась в том, что Этьен вовсе не был психом. Скорее наоборот, он был излишне здравомыслящ... Я сбивчиво и второпях изложил Блютнеру суть привычек Этьена, которые сводились к поиску логических объяснений моей деятельности, и Блютнер, побледнев, с ужасом вымолвил:
- Скептик!
В этот момент паромный трос, туго натянутый над бушующей горной речкой, лопнул.
Hет, конечно, что-то такое я слышал. Еще работая в сортировочной, я обращал внимания на древние, ветхие от времени заявки, на которых Вурлитцер ставил жирный красный крест и убирал в специальную папку, куда мне заглядывать было заказано... Да и потом, курьерствуя, я не раз сталкивался с замечаниями типа "куда прешь, как Дикий?" или "Скептика тебе в друзья!"
Особого значения я этому никогда не придавал: фольклор есть фольклор, и в таком громадном и запутанном учреждении, как Департамент, возникновение страшных историй про Скептиков и Диких было неизбежно. Hу, а возможности, что мне доведется лицезреть пресловутого Скептика во плоти, я вообще не допускал. Регулятор я Вероятностных Колебаний или кто? Уж такого со мной никак не могло случиться, при всей моей неопытности...
Поэтому возглас Блютнера я принял за не слишком умную шутку. Мол, отчего б не разыграть новичка? Потом вместе посмеемся... Посмеяться не получилось. Я прыгнул в воду и поплыл наперерез парому с приключенцами. Успел, как и полагается, в последнюю секунду: паром уже почти налетел на камни, когда я поднырнул под него и принялся толкать против течения, попутно пытаясь прощупать, какая именно "подлянка" поджидает моих подопечных на том берегу, в Урочище Пробитых Черепов...
И тут я понял, что ослеп. Совсем. Будущее не читалось; будущего больше не было.
От испуга я вынырнул на поверхность и увидел, как стоя прямо надо мной у края плывущего против течения парома, ошарашено глядит по сторонам Этьен.
Он не мог меня видеть. Просто не мог. Hо он вдруг посмотрел прямо на меня и сказал:
- Hо ведь так не бывает!
И в ту же секунду течение подхватило меня, завертело и понесло прямо на камни...
2
Мы так бедны отвагой и верой, что видим в
счастливом конце лишь грубо сфабрикованное
потворство массовым вкусам. Мы не способны
верить в рай и еще меньше - в ад.
Хорхе Луис Борхес
Сильнее всего досталось шевалье де Тьенсегюру, хотя мэтр Гидеон был склонен это оспаривать. Собственно говоря, именно этим они и занимались с того дня, когда экспедиция покинула руины Угрюмой Цитадели - пререкались, как две базарные торговки, выясняя, кто из них больше пострадал в ходе текущей авантюры. Шевалье Арманд то и дело принимался театрально стенать, хватаясь за свою на диво крепкую, но все же чуть не продырявленную в Урочище Пробитых Черепов голову, в ответ на что мэтр Гидеон, покряхтывая, потирал поясницу и проклинал сырость, царившую в Ущелье Серых Туманов; сломанная в Предгорьях Отчаяния левая рука шевалье выглядела пускай и не так драматично, как полусожженная борода мэтра, зато болела не в пример сильнее; когда же шевалье начинал в голос оплакивать свой фамильный меч, утерянный во время неудачной охоты на зайцев, мэтр Гидеон, чей желудок оказался неподготовленным к ягодно-корешковой диете, выходил из себя и весьма саркастически, вплоть до грубости, высмеивал охотничьи навыки шевалье де Тьенсегюра, неспособного прокормить экспедицию - совсем недавно подобные насмешки заставили бы шевалье схватиться за меч, но сейчас, за неимением оного, приору Ордена Вольных Рейтаров оставалось только глотать обидные слова и вполголоса проклинать разыгравшийся от долгой верховой езды геморрой, что вызывало презрительно фырканье мэтра, убежденного, что уж он-то возложил на алтарь госпожи Авантюры гораздо более значительную жертву, а именно - свою подорванную веру в силу магии и основополагающие законы мироздания, столь дерзко нарушенные Этьеном в Угрюмой Цитадели.