Потом ей выдали гнедого жеребца и Торвальда в помощь. Так что уезжать и приезжать в замок, она могла совершенно свободно. Даже сейчас, когда война дошла до самого Перешейка, Олинн могла и днями не появляться, главное, чтобы хозяйственная жизнь в замке текла своим чередом: вечером ставилась опара и на заре пёкся хлеб, сено заготавливалось, лосятина вялилась, и утиный пух был ощипан чисто−начисто. Мачеха за пухом следила особо. Очень уж любила спать на мягких перинах. И пух, чтобы чистый был, да воздушный, без пенька и кровинки. Не приведи Луноликая, воткнётся в хозяйский бок нечаянно попавшее перо из такой перины — всем достанется порки.
Хотя… мачеха ко всему придиралась, когда бывала не в духе. А последнее время она лютовала почти ежедневно. А всё потому, что война подбиралась к Олруду всё ближе и ближе, принося в замок тревожные вести…
Но Олинн всё успевала, уж такая она была − шустрая и сметливая. И даже единокровные сёстры − дочери эйлин Гутхильды, несмотря на неприязнь матери, любили её, совсем как родную. Им бы чураться полкуровку−бастарда, но старшая дочь ярла − Фэда, наоборот, все свои тайны поверяла только Олинн. Вот и сегодня с раннего утра, ни свет ни заря, прибежала в её покои поболтать о новостях с Перешейка. И новости эти были плохие: к войскам короля Гидеона всё прибывали и прибывали новые люди, и надежда у северян оставалась только на скорые дожди и туманы.
Олинн глянула на небо — ясное, ни облачка. Будто Луноликая и забыла о том, что пора ей идти на север. Кажется такой жары, как в этот год, в Илла−Марейне не было вообще никогда. Олинн посмотрела на стены крепости, даже плющ местами высох, побурел, и вода в Эшмоле упала так сильно, что русло заросло камышом да рогозом почти на треть.
На окне в комнате Фэды, которая выходила на реку, Олинн увидела привязанную к ставням широкую белую ленту.
Лента — это знак для её возлюбленного.
Фэда давно уже без ума от сына ярла Бодвара, что с того берега реки. И он отвечает ей взаимностью. Хельд Бодвар каждый день посылает к мосту мальчишку, проверить, повязала ли Фэда ленту. И если лента есть, значит, будет она ждать его в полдень у развалин старой башни. Сколько они уже так встречаются, месяц? Знала бы эйлин Гутхильда, давно бы посадила дочку под замок. Но Олинн научила сестру, как уходить из крепости незамеченной.
Замок Бодвар стоит на скале, на другой стороне реки. Земли по эту сторону Эшмола находятся во владении ярла Олруда, а по ту сторону — ярла Бодвара. Хельд Бодвар — средний сын ярла, золотоволосый и широкоплечий, как и все его сыновья. Он красив, силён, и характер у него мягкий и весёлый. Отец не отправил его на войну, сказал, что должен кто−то присматривать за хозяйством. И в свои девятнадцать − это самый завидный жених во всей Илла−Марейне. Не удивительно, что Фэда влюбилась в него по уши.
Олинн знала все их тайны и даже немного завидовала сестре. Совсем немного. Самую малость.
Женихов с этой войной в Олруде совсем не стало. А мачеха в первую очередь думает о женихах для своих дочек. И когда в замке бывают высокородные гости, Олинн отправляют на кухню, чтобы под ногами не путалась и внимания от хозяйских дочерей не отвлекала. Но Брунгильда совсем кроха, Люция ещё мала для замужества, Селия лицом не вышла, хоть мать и наряжает её в шелка и янтарь, а вот красавицу Фэду этой осенью точно просватают. И если не за Бодвара, так за кого−то ещё более могущественного. Если, конечно, боги будут милостивы. Если туманы с великой Эль придут рано и укроют Перешеек до весны, не давая войскам короля Гидеона перейти на эту сторону.
Да и чего беспокоится Гутхильда? Фэда — вся в мать, о её красоте скальды[13] в округе все как один слагают песни: золотоволосая, белокожая, и глаза, как чистая небесная синь. Она и поёт, и вышивает гладью, и ходит, точно лебедь плывёт по озеру.
Не то, что Олинн.
Но что переживать, Олинн верила, что боги награждают разными умениями не за просто так. И вот она по-своему тоже счастлива. У неё есть крыша над головой, кусок хлеба, одежда, обувь и сухая постель. Её не утопили в болоте, как бесполезный лишний рот и не продали в рабство. И хоть она крутится в ежедневной суматохе замковой жизни, как белка в колесе, но зато она здесь нужна всем и каждому. А главное — она свободна. Не висит над ней тяжелым мечом необходимость нравиться и оправдывать надежды родителей. Хотя она и не знала, как это — нравиться? Матери она не помнила. А отцу никогда не была нужна.