— Для начала где-то определиться надо.
— По этой части — ко мне. Будем знакомы. — Маруф Игнатьевич протянул костлявую руку и назвал себя.
— Муратов Игорь Николаевич, начальник колонны.
— Из Читы прибыли?
— Из Читы.
— Двенадцать человек? Ах ты мать честная, я одиннадцать поджидал. Ну да ладно, что-нибудь сообразим.
К разговаривающим подошел Александр Александрович Тюкавкин, или Сан Саныч, как его здесь все звали.
— О, Сан Саныч…
— Здорово.
— С приездом, паря.
Сан Саныч много лет работал с геологами по Онону. Несколько раз по всему лету партия стояла на Урюмке и под Алханаем. Многие Сан Саныча знали еще молодым. Теперь он погрузнел, от этого казался ниже ростом. Лоб опоясали морщины.
— Давненько ты у нас не бывал. — Маруф Игнатьевич крепко пожал ему руку.
— Как-то недавно по пути забегал. А так года три дорог к вам не было. Все по северу скитался.
Сан Саныч бросил любопытный взгляд на Петьку.
— Никак, Петро?
— Но-о-о.
— Уж в трактористах ходишь?
— Но-о-о.
— Вот время-то летит…
— Игорь Николаевич, ставь машины вот сюда, от комбайнов вдоль межи, — показал Маруф Игнатьевич. — В другом месте зря мазутом землю не пачкайте. Наш председатель, паря, насчет этого строг.
— Все ясно, — кивнул Муратов.
Шоферы поставили автомашины, и Маруф Игнатьевич повел их в домик, который стоял за палисадником. В домике было чисто, хотя и не очень просторно. В углу стоял телевизор, рядом на тумбочке — радиоприемник, у дверей — стол.
— Вот здесь и располагайтесь. Умывальник на улице. Каждый вечер будет баня.
— Парок-то в ней есть? — спросил Сан Саныч.
— А как же без пара? Столовая рядом. С дороги-то, поди, проголодались?
— Не мешало бы по кружке чаю.
— Я сейчас распоряжусь. Сегодня вы уж извините, настройка идет, ну а завтра довольствие будет по всей форме.
Маруф Игнатьевич сходил в столовую и вернулся.
— Сейчас бабы чаек сгоношат.
— Маруф Игнатьевич, а книги, газеты будут? — спросил паренек в тельняшке.
— Тебя как звать-то?
— Слава Шубин.
— Вячеслав, значит. Газетами и журналами у нас ведает комиссар Аюша Базаронович. С завтрашнего дня все будет, библиотекарь привезет.
— А вы-то, батя, какую тут должность занимаете? — спросил Славка.
— Как тебе ясней рассказать: ответственный я за питание, и за порядок, и за все прочие дела.
— Маруф Игнатьевич, я смотрю, вы что-то припоздали с уборкой-то, — посочувствовал Сан Саныч. — Везде уже на полях комбайны.
— Видишь, Александрыч, хлеб-то мы по назьму сеяли. Вот он малость и пронежился. Зато погляди на поля. Давно я такой пшенички не видал.
— Маруф Игнатьевич, имя у вас какое-то странное, первый раз такое слышу, — поинтересовался Муратов.
— Не говори, паря. Сколько я с этим именем горя натерпелся, не приведи господь никому. В детстве как только меня не дразнили:
Все это проклятущий поп Филаретка, чтобы ему на том свете шею сломать. Жил он по соседству, в селе Ключевском. Земли-то у нас граничат. У Филаретки была кобыленка тощая, злая, а пакостная, каких свет не видывал. И наповадилась эта проклятущая животина на наших хлебах пастись. Придет ночь, угомонятся люди, она в овсы. Как только ее казаки не отваживали, ничего сделать не могли. Когда вышли из терпения, загнали ее и атаману жалобу подали. Филаретка и затаил злобу на казаков. А тут, как назло, церковь в нашем селе от молнии сгорела. Вот и пришлось младенцев-то у Филаретки крестить. Он свою злобу-то на этих младенцах и выместил. Надавал такие имена, что вдругорядь при людях-то совестно и произносить.
— Что же казаки-то терпели?
— Да что сробишь-то, ведь какой ни есть, а батюшка. Вот и терпели. Да только в гражданскую войну ему это припомнили. Подался Филаретка к белым. С бандой барона Унгерна по Онону свирепствовал. Под Алханаем его партизаны и шлепнули.
Маруф Игнатьевич выглянул в окно.
— Заговорил я вас. Пошли чаевать.
Все гурьбою вышли на улицу. К домику подходила Анна.
— Это наш самый главный начальник, — кивнул в сторону Анны Маруф Игнатьевич.
— В нашем полку прибыло? — окинула дружеским взглядом шоферов Анна, представилась, а потом спросила, как устроились.
— Одной койки нет.