— Мама, купи мне шоколадку, — попросила Иринка, когда они пошли домой.
— Давай купим.
Они свернули к магазину.
— Мама, а меня в школу папа поведет?.
— Мы все вместе пойдем.
Разморенное зноем, полусонно стояло село. Даже деревья, уставшие от жары, приутихли в палисадниках. Только у Кати на душе не было покоя. Все эти дни ее не покидала какая-то тревога. Как ей нужен был рядом человек, который бы одобрил, помог обрести силы. Но такого человека не было. Алексей приезжал домой поздно ночью и уезжал чуть свет. А сегодня утром сказал, что не приедет, заночует где-то в Алханайских горах у сенокосчиков или на отгонном пастбище.
Катя с Иринкой вошли в магазин. Там в очереди стояли несколько женщин и Иван Иванович. Катя поздоровалась и встала за Дороховым. Она оказалась возле окна, ей видна была часть улицы, уходящей к Урюмке.
— Мама, купи мне мармеладок, — шепотом попросила Иринка.
— Хорошо.
Катя глянула в окно. По улице шла Анна. На ней были темно-коричневые брюки. Серая, спортивного покроя рубашка с большими нагрудными карманами. Из-под голубоватой косынки выбивались светлые кудри и вздрагивали при каждом шаге. У Кати взмокли ладони. Не хотелось ей встречаться с Анной. И она не знала, как поступить, уйти или остаться.
Когда Анна была уже напротив магазина, к ней навстречу подъехал «газик», из него вышел Алексей и остановился лицом к магазину, Анна что-то ему сказала, Алексей нахмурился, потер подбородок, кинул взгляд вдоль дороги. Потом он что-то сказал. Анна ответила а развела руками. Лицо Алексея просветлело, он с нежностью посмотрел на Анну и улыбнулся. В свою очередь она посмотрела на него таким же взглядом и рассмеялись.
Алексей махнул рукой и кивнул на машину. Они сели и поехали. Иван Иванович проговорил:
— Похитили председателя.
Катя вздрогнула. Она и не подумала, что все видели Алексея с Анной.
— У хорошей жены не украдут, — заметила одна из женщин.
У Кати зардели щеки, она готова была провалиться сквозь землю.
— Да оно так, девоньки. От добра добра не ищут, — вставила другая женщина.
Катя схватила Иринку за руку и выскочила из магазина. Ей было трудно дышать. От незаслуженной обиды из груди рвался крик, но она подавила его.
Засовывая в портфель бутылку водки, из магазина вышел Иван Иванович.
— Может, скооперируемся, — Иван Иванович похлопал по портфелю. — Меня в одно прекрасное время тоже обокрали.
— Что вы привязались? — обозлилась Катя.
— Смотрите, было бы предложено.
Катя шла к дому, а у самой подкашивались ноги. Ей казалось, что на нее все показывают пальцем.
— А что мы шоколадку не купили? — спросила Иринка.
— В другой раз купим, и не одну.
«Так вот с кем он поехал на отгонные пастбища», — опускаясь на ступеньку крыльца, мучительно думала Катя.
— Мама, ты заболела? — ласкалась Иринка.
— Это пройдет. Иди играй.
Иринка убежала в дом. «За какие же грехи ты выставил меня на позор? С меня хватит. Покрасней и ты хоть маленько». Катя решительно прошла в кабинет Алексея, села за стол и красивым почерком на листе бумаги вывела: «Первому секретарю райкома партии тов. Шемелину…»
Утром завхоз детского садика поехал в Зареченск, а она попросила его передать письмо в райком партии. Отправила Катя письмо, а у самой в душе как что-то сломалось и все стало безразличным. Она оставила за себя старшую воспитательницу и ушла домой.
И дом для нее стал чужим. Катя набрала в ведро воды и пошла поливать цветы. На клумбах в ограде пышно цвели георгины, астры, маки. Особенно Катя любила гладиолусы. Они росли в глубине двора возле куста черемухи.
Катя присела на лавочку под кустом. У ног ее просвечивались на солнце белые и оранжевые цветы. С куста на клумбу опустились два воробья, бойко наскочили друг на друга, прочирикали и разлетелись.
Кате расхотелось поливать цветы. Она пошла в дом, раскрыла чемодан, достала из шифоньера одежду и ворохом бросила на кровать. «Все надо начинать сначала». Катя опустилась на стул. Что ее ждало под родительским кровом? Катя старалась представить свою дальнейшую жизнь — и не могла.
«Алексея сегодня или завтра вызовут в райком партии. Дожилась Катюша, любовь через райком выпрашивать стала». И Кате стало стыдно. Она заметалась по комнате. «Ну не дура ли, а? Мало тебе позора, так письма на мужа писать стала. Дожилась…»