Королькова пристально посмотрела на Алексея.
Алексей не любил эту недалекую женщину с двумя железными зубами впереди, видимо случайно попавшую в райком.
— Что вы скажете на это? — спросила Королькова.
— Антонина Петровна, вы когда-нибудь видели, как горит хлеб? У нас во время войны молнией зажгло одну полосу. Не верите, зерна трещали так, точно маленькие снаряды взрывались. Зерна рвутся, а женщины плачут. Я этот треск и плач до сих пор слышу.
— Вы пьяны, Отрогов? Как вам не стыдно? В такое-то время…
Алексей потрогал пересохшее горло.
— Стакан бы вина сейчас не худо было.
— Вы тут не разыгрывайте из себя Ваньку. Берите ручку и пишите объяснение.
— Писать я ничего не буду.
— Это почему? Жена клевещет на вас?
— Нет, она до этого не опустится. В ее глазах, видимо, все так. Только вам не понять ничего.
— Чего не понять? Разврата?
Алексей встал, в упор посмотрел на Королькову.
— Вы торопитесь, Антонина Петровна.
— На бюро райкома разберемся, кто торопится партбилет потерять.
— С этого и надо было начинать. До свидания.
В кабинет вошел Шемелин. Был он в сапогах, в дорожном плаще. Увидел напряженные лица, спросил:
— Что у вас тут произошло?
— Отрогов характер свой демонстрирует.
Шемелин шагнул к Алексею, кивнул на бинты.
— Ожоги сильные?
— Да нет.
— Спасибо тебе за хлеб, Алеша. — Шемелин обнял Алексея. — А теперь отправляйся домой, в постель. Завтра утром направлю врачей из районной больницы.
Алексей вышел. Шемелин сел, размял папиросу а посмотрел на Королькову.
— А что он перебинтованный? — спросила Королькова.
— Даже об этом не сказал? Отроговский характер. Отец его у меня на руках умер. Лейтенант, командир танка был. В том бою три немецких пушки смял, «Тигра» подбил, но и его танк подожгли. Отрогов вылез через нижний люк, механика-водителя вытащил. Тут его автоматной очередью срезало: три пули прошили грудь. Сам кровью захлебывается, а товарища все-таки в воронку стащил.
— Так у Алексея Петровича роман с Огневой. Можно ли такому человеку доверять колхоз?
— Таким, как Отрогов, на фронте я не рая свою жизнь доверял.
— Николай Данилович, я вас не пойму…
— Скажите, человек с пустым сердцем может броситься в огонь? Черта с два. А письмо отошлите Аюше Базароновичу. Они там не хуже нас разберутся.
Алексей сел за руль и откинулся на спинку сиденья: только сейчас возбуждение после пожара стало проходить, и он почувствовал смертельную усталость. А после разговора с Корольковой на душе было отвратительно. Алексей подъехал к магазину, купил водки и напрямик через сопки, по бездорожью, поехал на стоянку Батомунко. День уже угасал, и, хотя еще светило солнце, в распадках уже собирались сумерки. Задымились озера. Когда Алексей приехал на стоянку, солнце уже скрылось за горы. Батомунко загнал овец и отдыхал на крылечке. Чимит на летней кухне собирала ужин.
— Алеша, — обрадовался Батомунко. — Проходи в дом. Ужинать будем.
Из поварни вышла Чимит.
— Мы уже слышали, — кивнула она на бинты. — Беда-то какая. К ночи смажем ожоги тарбаганьим жиром. Мигом все заживет.
В доме зажгли свет. На столе появилась жареная баранина, лук, огурцы.
— Садитесь, — пригласила к столу Чимит Алексея и Батомунко.
Алексей принес водку, по рюмке налил Чимит и Батомунко, себе — стакан.
— За ваше здоровье. — Алексей осушил стакан. Чимит с Батомунко переглянулись. Они никогда не видели, чтобы Алексей так пил водку.
— Ты ешь, Алеша, — подвинула баранину Чимит.
— Спасибо.
Алексей съел ломтик огурца.
— Дома-то у тебя как? — спросил Батомунко.
— Нет у меня больше дома, Батомунко ахай. Все развалилось.
— Может, еще все наладится? — проговорила Чимит.
— Нет, мать. Думал я добреньким прожить жизнь. Никого не хотел обижать, а обидел всех. Ни за что ни про что Кате жизнь переломал. Свою душу испачкал. Анну на позор всему селу выставил. Дочь без отца оставил.
Батомунко с Чимит с сочувствием смотрели на Алексея. Они любили его и гордились тем, что именно их приемного сына выбрали председателем.
— Однако ты сегодня шибко уморился, — увел разговор Батомунко. — Хорошо поспать надо. Взойдет солнце, мысли светлые родятся.
— Солнце-то придет, только вот душа от этого светлей не станет.
С улицы донесся гул мотора. Через некоторое время в дом вошел Арсалан, поздоровался с родителями и остановился возле стола.