Отставший гусь сел в распадок, приподнял ослабевшие крылья и посмотрел на стаю: она быстро удалялась, крики слабели. Прошло две-три минуты, и караван скрылся за сопками. Одиночество испугало гуся, он взмахнул крыльями, но они не подняли его. У гуся вырвался крик, похожий на стон. Но стая его не услышала.
Анна с сочувствием посмотрела на одинокого гуся и поохала на полевой стан. Тетушка Долгор убиралась по дому.
— Добрый день, — поздоровалась Анна.
— Совсем не добрый, — ответила тетушка Долгор, — Работа вся остановилась. Поясница ноет. Ноги худо ходят.
— Ничего, век ненастье не будет. Я сейчас по дороге вспомнила: у Даримы скоро день рождения.
— Я уже Груне говорила, пирог печь надо.
— И подарок организуем от, всего отряда.
Максимка все лето прожил у деда на стоянке. Привольно ему в степи. Он помогал заготавливать сено: греб на конных граблях, возил копны, иногда даже косил на конной сенокосилке. Временами нас овец. А когда выдавалось свободное время, садился на коня и уезжал к Хан-уле. Там было много озер. Особенно Максимка любил бывать у озера Сиротинка, которое находилось на отшибе между двух холмов с березовыми гривами. Озеро было небольшое, полукруглое, с камышами вдоль берегов. С южной стороны его опоясывала довольно широкая полоска кустарников. Среди них росло несколько корявых берез, на которых темнели галочьи гнезда.
Максимка приезжал рано утром, треножил коня, а сам прятался в густой траве бутана. Проходило немного времени, и невдалеке появлялись два журавля. Они время от времени что-то клевали в траве и степенно двигались к озеру. Между ними шли два журавленка, покрытые пухом, как бархатом. Они тоже кормились травой, иногда гонялись за кузнечиками. А когда не удавалось поймать кузнечика, журавлята обиженно попискивали. Курлыкать они еще не умели. У озера они пили воду, отдыхали. Журавлята ложились в траву, а взрослые журавли, ощипываясь, зорко наблюдали за местностью.
В это время из норы, которую на склоне сопки скрывали камни, заросшие курильским чаем, вылезал лисенок. Он долго с любопытством смотрел на птиц, потом начинал к ним подкрадываться. В траве его долго было не видно. Птенцы заметили лисенка, когда он подкрался близко. Журавль тогда распускал крылья и с шумом ударял ими о землю. Лисенок без оглядки мчался к норе и вылезал из нее только когда журавли уходили на пастбище. Теперь лисенок крался к озеру поискать птенцов чибисов. Но чибисы встречали его далеко, поднимали крик и начинали пикировать. Лисенок, падая в траву, скалил зубы, а потом спасался бегством.
Своей жизнью жили на озере утки. Они плавали по камышам с выводками. Но когда над камышами появлялся коршун-мышелов, утки начинали крякать, птенцы ныряли и прятались в осоке.
Максимка мог часами наблюдать за журавлями, лисенком, утками. Он не замечал, как день клонился к вечеру. В сырую погоду, когда нельзя было косить, Максимка с дедом брали удочки и ехали рыбачить на Онон в старую протоку, которая летом превращалась в озеро. Там водилось много карасей, чебаков и травянок.
Вечером на берегу они разводили костер и варили уху. Из кустов доносились крики ночных птиц, непонятные шорохи. От этого на душе было немножко тревожно.
Потом Максимка спал на охапке веток. Сон был крепкий. И просыпался, когда начинало пригревать солнце.
Часто над степью громыхали грозы, иногда они налетали неожиданно. Тогда Максимка седлал коня и мчался помогать бабушке Чимит загонять овец, летом она больше всего пасла их. Тугие струи дождя били в лицо, одежда промокала насквозь. После грозы Максимка переодевался. Не только тело, но и душа испытывала какое-то особое обновление.
С первого сентября Максимка пошел в школу. Но каждую субботу после уроков он ехал на стоянку к деду и жил там до вечера следующего дня.
Сегодня они полдня провели с дедом на зимней стоянке. Привезли на телеге два воза талин. Батомунко решил сделать новый катон. Зима без шургана, что девушка без косы. А старый катон уже ненадежный стал.
Когда управились с делами, сварили чай, пообедали. После обеда дед курил, Максимка лежал на животе и, подперев голову руками, смотрел вдаль. Над степью бродили ленивые облака, пахло грибной сыростью. За Ононом темнел Цасучейский бор. Отсюда он был похож на степного орла, который разбросил крылья, чтобы взмыть в небо, но стрела охотника пронзила сердце, и он застыл так навечно.
— Дедушка, а ребята говорят, бор люди посадили.