Так я рассуждаю, а у самого во рту пересохло, а в голове — шум. На земле бы я сейчас принял рюмочку и зашагал, как молодой петух. А тут какие порядки, еще не знаю. Протянул руку — бутылка, а в ней наполовину водки. Знаю, Анания работа, больше некому обо мне позаботиться. Выпил я за его здоровье и сразу повеселел.
Сколько я в гробу пролежал, не знаю. Только надоело мне это зряшное занятие, и решил я пробираться к людям. Попробовал плечом крышку — весь гроб поднимается. Я тут от радости осмелел, как двинул, гроб опрокинулся. А невдалеке у костра Ананий с рыбаками сидит. Я к ним: «Сукины вы дети. За что же вы меня на тот свет спровадили?» Ананий поглядел на меня и говорит: «Пронька, перестань буянить. А то опять под лодку затолкаю».
— Ну, артисты, — смеялся Алексей.
Ананий с Пронькой пошли загружать перегноем навозовноситель. Анна, убирая посуду, задержалась.
— Как живешь-то, Алеша? — спросила, как только Ананий с Пронькой отошли.
— Как Дашибал, где ночь настигла, там и бросаю якорь.
— Не проклинаешь меня?
— Аннушка…
— Не сердись. Я пойду?
Алексей ласково посмотрел на нее.
— Иди.
Хороша цветущая осень в Приононье. Да на этот раз она недолго постояла. Через неделю завьюжило, погнало по степи перекати-поле. Землю схватило твердой коркой. Ручьи подернулись прозрачным ледком. По Онону понесло шугу.
Глава 14
В доме Федора шли последние приготовления к свадьбе. И как всегда бывает в таких случаях, то одно забыли, то другое не учли. Ананий, приглашенный Федором в дружки, метался то во Дворец культуры, то в кафе, где решили принимать гостей, то в сельский Совет.
На свадьбу к Федору приехали отец Степан Тихонович, еще кряжистый старик с пышными белыми усами, и мать — Таисия Прохоровна, сухощавая высокая женщина со скуластым строгим лицом и добрым сердцем. Она соскучилась по сыну и не сводила с него глаз.
— Может, Феденька, в город переедете после свадьбы? Старики мы уж стали. Нам ничего не надо, только бы внучат понянчить.
Федор, одетый в черный костюм, казался еще выше, еще стройней. Всегда гораздый на веселую шутку, сегодня он был сдержанным, немногословным.
— Мы, мама, с отцом уже говорили. Мы с Петровичем, председателем, дело большое задумали. Нельзя мне уехать. Придется вам сюда переезжать. Купим домик. И живите на здоровье.
— Неужто моя молитва дошла до бога? Истосковалась я вся по родному месту.
В дом ворвался Ананий, посмотрел на часы, надел через плечо красно-белую ленту.
— Пора невесту встречать, братцы.
— На чем поедем? — осторожно спросил Дашибал. У него под седлом на улице стояло десять лошадей.
— Как на чем? — удивился Ананий. — На машинах.
— Совсем ты, Ананий, без понятий, — возмутился Дашибал. — Как так можно невесту встречать без коня?
— Ты мне, Мунхэ, кончай тут митинговать. Провороним из-за тебя невесту, стыда не оберешься.
— Тогда один езжай, — заупрямился Дашибал.
— Невыносимый ты стал, Мунхэ. Где твои клячи? Езжай вперед. А мы следом за тобой, — пошел на компромисс Ананий.
Через несколько минут от дома Федора отъехало восемь всадников. Впереди на белом коне скакал Дашибал, за ним двое парней вели в заводе двух черных как смоль лошадей, накрытых белыми коврами, для жениха и невесты. Следом мчались остальные всадники. За ними следовали три машины, в которых находились Федор, Ананий, Пронька, Петька, Степан Тихонович и Таисия Прохоровна.
— Бедовый мужик Мунхэ, — поглаживал усы Степан Тихонович.
За Урюмкой поднялись на перевал. По степи к селу пылило по дороге около десятка машин — это был свадебный поезд невесты. Машины поднялись на тот же самый перевал и остановились. Встречать гостей пошел Ананий. Из передней машины неловко вылез долговязый Дондок. У него, как и у Анания, плечо перехватывала красно-белая лента. Дондок был худын туру[22] со стороны невесты.
— Рад видеть тебя, Дондок, живым-здоровым, — пожимая ему руку, проговорил Ананий.
— Спасибо. Хорош ли хлеб уродился у тебя?
— Земля нынче была щедрая. А как ты подготовился к зимовке? Хорошо ли нажировались овцы?