— Но и на что вы обижаетесь? — спросил Алексей. — Иван Иванович действительно получал большие урожаи.
— Я, может, еще больше бы получал, да не дают.
— Кто не дает?
— Ты посмотри, как оно получается-то. Не успеем мы кукурузу убрать, нас скорее посылают солому стоговать. Потом всю зиму корма на чабанские стоянки возим. В апреле, когда надо навоз на поля вывозить, в мастерских торчим. Сев проведем, тут уж и сенокос. Вот и рассуди, откуда она, кукуруза-то, возьмется. Пырей да лебеда и растут. Я дояркам уж боюсь на глаза показываться, ферму за сто верст обхожу. На отчетном колхозном собрании Аграфена Бянкина перед всем народом осрамила меня, говорит: «Если Туранов и дальше будет такую кукурузу выращивать, мы его самого вместо коровы в стойло поставим и доить будем».
— Молодец Аграфена.
— Вам смешно. А я после этого неделю пил.
— Не обижайтесь, Яков Федорович. Сколько гектаров вы сеете?
— Пятьсот пятьдесят.
— В этом году будем сеять триста гектаров в Глухой пади, а двести пятьдесят у Черемошника.
— Пустой разговор, Петрович. В Глухой пади земли новые, только в прошлом году подняли. У Черемошника пары. Не дадут нам их.
— Не дадут, говорите? А я так понимаю, землю нам с вами дали, нам о ней и думать. На ремонте еще долго простоите?
— Дней десять.
— Быстрей заканчивайте и приступайте к вывозке навоза. Если в этом году получите зеленой массы кукурузы меньше трехсот центнеров с гектара, тогда уж и мне на глаза не попадайтесь.
— Ты серьезно, Петрович?
— Серьезно, Яков Федорович. И никаких сенокосов. Вы накосите пятьсот центнеров сена. Так ведь? А за это время зарастет травой кукуруза, и мы потеряем несколько тысяч центнеров силоса. Так ведь?
— Оно так и есть. Кому только об этом не толковали, слушать никто не хочет.
— Вот идите и готовьтесь к посевной. Потом мы с вами еще поговорим.
Туранов ушел. Раздался междугородний звонок. Алексей поднял трубку.
— Читу заказывали? — спросила телефонистка.
— Заказывал.
— Вызываем.
Через некоторое время донесся глуховатый голос.
— Каторжин слушает.
— Борис, добрый день.
— А, Алеша… Здорово. Как твои дела?
— Пока ничего хорошего. Нет сортовых семян. Выручай.
— Сколько тебе нужно?
— Хотя бы для семеноводческого отряда. Тонн сто пшеницы, тонн двести пятьдесят овса и ячменя.
— В опытно-производственном хозяйстве немного есть. Я переговорю с начальством. Думаю, выделят. Через день-два позвоню.
— Спасибо. Еще узнай, где есть плоскорезы и стерневые сеялки.
— Думаешь сразу переходить на безотвальную обработку?
— Попробую.
— Как Нина Васильевна относится к твоим планам?
— Разговор будет сегодня вечером.
— Позвони мне.
— А ты когда к нам соберешься?
— В посевную приеду.
— Марине привет.
После обеда Алексей поехал на поля. Он с детства знал каждый распадок, каждый клочок земли. Он еще в институте по памяти составил карту полей и провел над ней не одну бессонную ночь, обдумывая, как подступиться к этой земле.
Алексей был доволен, что не ошибся. Верно, некоторые пашни были выведены из севооборота из-за непригодности: ветровая эрозия безжалостно уничтожала поля. Но в основном схема севооборотов была составлена верно.
За Урюмкой на перевале Алексею встретился трактор с возом сена. Алексей съехал на обочину, уступая дорогу. Когда трактор поравнялся, в кабине он увидел Анну. Она улыбнулась ему и проехала.
То ли от улыбки Анны, то ли от поездки по степи у Алексея как-то светло и спокойно стало на душе. С этим чувством он в конце дня вошел в кабинет Нины Васильевны. Там сидели все специалисты. На Алханайских горах догорало солнце, и в окна уже полились сумерки: Алексей прошел к свободному креслу возле цветка. Нина Васильевна включила свет.
— Цыдып Доржиевич, как у нас дела с кормами?
— Совсем худо. Силос кончается. До середины апреля дотянем, хорошо будет. Сено даем только телятам. Немного оставили на майский скот.
— Я сегодня звонила на Аргунь в колхоз «Заря». Они нам продадут солому. Иван Иванович, надо отправить туда бригаду с прессом. Тюками удобней перевозить.
— Хорошо, — кивнул Иван Иванович.