— У деда на стоянке бываешь?
— Каждое воскресенье.
— Молодец. А где еще двое?
— Спят уже, — кивнула Татьяна на дверь другой комнаты.
— Папа, а мы телевизор включим? — спросила Иринка. — Там сейчас мультики будут.
— Это надо у тети Татьяны спросить.
— Включите.
— А у тебя, Катя, как дела? — спросил Алексей. — Как первый день прошел?
— Приняли хорошо. Воспитатели, верно, все молодые, но славные девчонки.
— Садитесь за стол, а то все остынет, — пригласила Татьяна.
Из конторы поужинать Иван Иванович зашел к матери. Жила она в небольшом домике у речки Урюмки. Возле дома под окном росла береза. Еще во время войны ее совсем крошечную посадили Алексей с Арсаланом. Теперь мощное дерево разрослось до крыши. В развилке его галки свили гнездо, и издали казалось, что между корявыми стволами застрял детский шар. Галки два лета выводили птенцов. Потом почему-то покинули гнездо. В нем поселились воробьи, жили шумно и беспокойно.
За домом был разбит небольшой сад. Росли ранеты, дикие яблони, черемуха. Вдоль тропинки, которая уходила к Урюмке, темнели ели. Их Иван сажал. На берегу речки в тени приземистых тополей стояла вылинявшая беседка.
Иван Иванович разделся в прихожей, прошел в светлую уютную комнату и опустился в кресло, возле которого на журнальном столике лежали газеты. Отсюда ему были видны дверь в спальню и сервант с посудой.
В серванте за стеклом виднелся голубоватый столовый сервиз. На средней полке искрились хрустальная ваза и рюмки разной величины. На нижней синели чашки с золотистой каемкой. В прошлый раз там стояли чашки с зелеными цветочками. «Кому-то уже подарила», — подумал Иван Иванович.
Во время войны у них были кружка и одна чашка, которую как-то Иван Иванович уронил и расколол. Но ее не выбросили, трещину замазали, и чашка еще жила.
После войны у матери вдруг появилась страсть к красивой посуде. Каждый раз из командировки она привозила коробку чашек, рюмок, салатниц. Все это выставляла в сервант и от души радовалась. Но через неделю этой посуды уже не было. Нина Васильевна увозила ее на стоянки к чабанам, дарила соседям или просто случайным людям, которые заходили в дом и обращали внимание на посуду. И в следующую командировку все начиналось сначала.
Нина Васильевна с кухни вошла в комнату.
— Ваня, я тебе этот раз привезла два бокала для чая. Ты посмотри, какая работа…
Иван Иванович усмехнулся. Нина Васильевна смутилась, а потом весело рассмеялась.
— Знаю свой порок. Но как увижу красивую посуду, не могу от прилавка отойти. А если не куплю, думать больше ни о чем не могу. Пошли ужинать.
У Нины Васильевны разносолов не было. Вечно ее захлестывали дела и о себе некогда было подумать. Поэтому она на скорую руку поджарила глазунью, нарезала сала, сделала салат из капусты, приготовила творог со сметаной и принесла брусничного варенья.
— Чаю тебе покрепче?
— И погорячей.
Иван Иванович ел с аппетитом.
Нина Васильевна с нежностью посматривала на него.
— Похудел ты, Ваня. Питаешься, поди, плохо.
— Да нет. Не маленький, голодный не сижу.
— А что хмурый последнее время ходишь? Послал же бог на нашу беду эту Анну. Выкинь ты ее из головы.
— Успокойся, выкинул я. Я все об Алешке думаю.
— Да, замах у него большой.
— Свистун. Урожай программировать. Люди еще как следует не научились машинами управлять, а он, видите ли, уже бога за бороду взял.
— Здесь он, пожалуй, переборщил.
— А эта канитель с безотвальной обработкой почвы… Еще вчера в ичигах рваных ходил, а сегодня в академики рядится. Вынь да положь ему около двухсот разных машин. А что из этого выйдет, надо еще сходить к Ефросинье погадать. Ну, соберет он урожай на тысячу центнеров больше. И что из этого? Да пустим лучше в зимовку лишних три-четыре отары овец и получим те же деньги. И никаких хлопот. Все будет сделано малой кровью. А ему купи один плоскорез, и пусть он на нем хоть верхом ездит. Позабавляется, да сам его в овраг забросит.
— Ты худо Алешу знаешь. Он упрямый, как черт.
— И знать бы его не хотел.
— Но ведь с кормами у нас с каждым годом все хуже и хуже. И я просвета не вижу.
— Были бы деньги, а корма будут.
— Ты думаешь, Алеша пустое дело затевает?
— Запоздалый студент. Весной сунется в борозду я не до красивых идей будет, там ведь работать придется, а не языком трепать. А как опрофанится со своей безотвальной обработкой почвы, только его и видели, сбежит в управление.
— А ты не торопишься похоронить его?
— Сколько у нас уже было этих прожектеров?